Цезарь
[9]
наконец проснулся. Покачал головой,
словно прогоняя сон. Провел рукой по глазам. Этот сон он видит уже во второй
раз. В первый раз он видел его еще в Испании, когда служил там в должности
квестора.
[10]
Тогда прорицатели, которым он рассказал о своем
сне, заявили, что подобный сон означает власть над всем миром, так как в образе
матери он видел землю, почитаемую всеми как прародительницу всего живого. Но в
прежних снах он насиловал мать против ее воли, а теперь она уже сама ложится на
скамью. Цезарь снова покачал головой, отгоняя неприятное видение, и, резко
встав, начал одеваться. Он не любил, когда ему помогали одеваться рабы. Римские
патриции носили традиционные туники и тоги, разрешая рабам тщательно
разглаживать складки на их платье, но Цезарь предпочитал одеваться
самостоятельно. Лишь выходя из дома, он отдавал себя в руки своих рабынь,
искусно драпировавших ему тогу. По тому, как она была задрапирована, римляне
часто судили о культуре и образовании человека. Даже великий Рим не был
свободен от тщеславия толпы, оценивающей человека по внешнему виду.
Цезарь надел сенаторскую тунику с широкой пурпурной каймой,
с большой бахромой на руках, слегка подпоясав ее, что всегда вызывало
многочисленные насмешки его недругов и служило признаком крайней изнеженности.
Надев на ноги сандалии-солеа, он сделал несколько гимнастических упражнений,
окончательно приходя в себя после тяжелого сна.
Он уже закончил одеваться, когда к нему вошел его
вольноотпущенник, иудей Зимри.
— Что случилось? — спросил Цезарь. — Опять
приехали кредиторы?
— Нет, — Зимри покачал головой, — приехала
твоя дочь Юлия. Она хочет видеть тебя.
— Скажи, что я буду в триклинии. Пусть пройдет туда. И
распорядись, чтобы мне принесли позавтракать.
Зимри, поклонившись, вышел. Цезарь недовольно посмотрел на
левую руку. Во время фонтаналий, великого празднества в честь бога источников —
Фонтаналия, он сильно порезался, пытаясь заколоть жертвенную овцу. Поднявшись,
он быстро направился к триклинию. Дочь уже ждала его, сидя на скамье и слушая
веселую болтовню двух греческих рабынь, привезенных с Крита.
Когда Цезарь вошел в триклиний, обе девушки, обернувшись,
испуганно замерли, вспыхнули и бросились вон. Он улыбнулся. Молодые рабыни
очень боялись своего хозяина, хотя каждая из них в душе мечтала понравиться
ему.
В описываемый нами период ему шел тридцать седьмой год.
Высокого роста, великолепно сложенный, с красивым подвижным лицом, Цезарь
нравился многим женщинам. Уже начинающий лысеть, он зачесывал поредевшие волосы
с темени на лоб. Лицо было вытянутое, узкое, нос прямой, ровный. Огромный лоб
занимал почти половину лица. Его пронзительные черные живые глаза насмешливо
смотрели из-под бровей. Современники утверждали, что не всякий мог вынести
взгляд этих проницательно-насмешливых глаз, словно пронизывающий его
собеседников. Рот постоянно кривился в усмешке. К тридцати семи годам он уже
успел стяжать славу первого любовника многих знатных римских матрон в Риме и далеко
за его пределами.
Дочь была похожа на отца. В девятнадцать лет она расцвела,
превратившись в настоящую красавицу. Высокая, стройная, с густой копной
темно-каштановых волос, красивыми, несколько раскосыми темно-карими глазами,
она постоянно улыбалась, обнажая два ряда великолепных белых зубов. Ее ровный,
маленький, чуть вздернутый носик придавал лицу неповторимое очарование. От отца
Юлия унаследовала чуть выпуклый лоб и пронзительный взгляд, придававший лицу
еще большую привлекательность.
Отец гордился красотой своей дочери, стараясь угождать ей во
всем. После того как пять лет назад умерла Корнелия, первая жена Цезаря, он
отдал дочь на воспитание своей матери, а сам женился во второй раз, на Помпее.
Дочь и мачеха не любили друг друга и старались видеться как можно реже. И когда
Цезарь полгода назад переехал в государственное здание на Священной дороге,
дочь осталась с матерью в доме на Сабуре.
Юлия, увидев вошедшего отца, вскочила и бросилась к нему на
шею.
— Добрый день, великий жрец, — насмешливо сказала
она, обнимая отца.
— Добрый день, маленькая проказница, — Цезарь
улыбнулся, обнимая дочь, — мне говорили, что у тебя появился новый
поклонник, и я думал, что ты совсем забыла меня. Дай я на тебя посмотрю, —
отец отступил на шаг. — Клянусь Венерой,
[11]
ты выглядишь
прекрасно, — сказал он, радостно улыбаясь.
Дочь вспыхнула от радости. На ней была голубая столла,
[12]
ниспадающая до земли, через плечо была наброшена палла,
[13]
на шее виднелось ожерелье из сирийских камней, подаренное ей
отцом. Волосы были стянуты в тугой узел сверху.
— Насчет поклонников тебе, конечно, рассказала твоя
жена, — сморщила носик Юлия, — она, как всегда, все знает.