Плененные любовью - читать онлайн книгу. Автор: Элейн Барбьери cтр.№ 31

От удивления она широко раскрыла глаза. Неужели Чингу ревнует к мимолетному поцелую, которым она наградила Роберта, мучаясь от угрызений совести в то утро в форте Эдуард? Теперь настала ее очередь улыбаться, и она широко улыбнулась, от чего на щеках появились знакомые милые ямочки, сводившие Чингу с ума.

— Чингу, я и думать не смела, что у твоего народа есть обычай целоваться, чтобы выразить свою привязанность.

— Это верно, Аманда, — без тени улыбки отвечал он. — Но мне нужно изгнать из памяти поцелуй того человека на твоих губах. Я не нахожу ничего приятного в том, что кто-то чужой обменялся с тобой такой лаской, какая неизвестна мне.

Простое, искреннее признание Чингу так тронуло Аманду, что в горле возник тугой комок, мешавший говорить. Судорожно сглотнув, чтобы не дать пролиться слезам признательности за такое доверие, она просто обняла Чингу за шею и привлекла к себе. Медленно, осторожно Аманда приникла полуоткрытыми губами к его рту и почувствовала, как мягкие податливые губы приоткрылись ей в ответ.

Застонав, Чингу обнял ее так, что мягкая грудь плотно прижалась к его широкой безволосой груди. Стоило ему испробовать на вкус эти дивные губы, как зародилось желание целовать и целовать ее без конца, и вот уже его трепетный язык сам пробрался во влажную, горячую глубину рта. Вместо ожидаемого удовлетворения Чингу почувствовал острейшую вспышку желания.

Наконец он заставил себя отстраниться и прерывистым голосом прошептал:

— Впредь ты не будешь делать этого ни с кем, кроме меня. Твое тело будет принадлежать мне, мне одному!

— А ты — ты будешь принадлежать мне одной, Чингу? — Едва этот невольный вопрос сорвался с языка, Аманда осознала, что до сих пор мучается сомнениями: можно ли всерьез воспринимать эту их свадьбу, совершенную на индейский манер?

И Чингу, не спуская с нее открытого, любящего взора, отвечал:

— Я не любил ни одну женщину, пока не повстречал тебя, Аманда, и теперь, когда у меня есть ты, мне не нужен никто другой. Ты — моя жизнь, моя любовь, услада моей души, ты свет моих очей. Я не хочу никого, кроме тебя, и никому не уступлю того, что отныне считаю своим.

Последние слова Чингу произнес с неприкрытой угрозой, сверкая черными глазами, и в ответ Аманда порывисто наклонилась и снова поцеловала его в губы. Это несмелое проявление чувств вызвало такую бурю в его душе, что они тут же занялись любовью, после чего долго лежали на траве, задыхающиеся и счастливые. Наконец Чингу приподнялся и с лукавой улыбкой заглянул Аманде в лицо.

— Да, Аманда, — нежно прошептал он ей на ухо, — у твоего народа есть такие обычаи, которые я готов перенять с величайшей радостью!

Мужские голоса и громкий хохот возле вигвама вывели из задумчивости Аманду, старательно перетиравшую в муку кукурузное зерно. Она вдруг вспомнила, что когда-то совершенно искренне верила в то, что индейцы не способны смеяться, и тут же выругала себя за подобную глупость. Ну что за дурацкие предрассудки! Первый месяц совместной жизни с Чингу ясно показал, что ее муж может проявлять юмор, терпение и отзывчивость. Она не знала индейских обычаев — он готов был без конца повторять свои уроки, она с трудом осваивала новые ремесла — он учил ее с мягким, необидным юмором, а ее стеснительность и робость в постели только сильнее распаляли его желание, и нежные, чуткие ласки приносили Аманде такое счастье, о котором она не смела и мечтать. Добрая, ненавязчивая помощь Нинчич также служила немалой поддержкой, и Чингу постоянно старался выразить признательность своей молодой жене за ее искреннее стремление стать настоящей хозяйкой в его вигваме. И все же иногда на ее лице возникало выражение озабоченности.

Где-то в душе гнездилось нечто темное, какая-то тревога, и Аманда без конца спрашивала себя, что бы это могло быть.

Внезапно ее руки замерли, она наконец-то уловила неясную мысль, от которой учащенно забилось сердце. Потому что в эту минуту ей стало ясно: счастье так и останется недоступным, пока она не смирится до конца с тем, что стала настоящей индейской женой и навсегда, навеки сожгла за собой все мосты.

Кончился сверкающий золотом октябрь, начался ноябрь, и прозрачный морозный воздух все чаще напоминал о грядущей зиме. Аманда знала, что скоро охотникам настанет пора уйти далеко в лес за добычей, которая будет кормить племя до самой весны, и не находила себе места от тревоги. Будучи женой Чингу, она тоже отправится вместе с охотниками. Она будет вместе со всеми жить в лесу, во временном лагере, пока не накопится столько мяса, сколько индейцы смогут на себе унести в деревню до начала обильных снегопадов. Аманда хорошо понимала, что от успешной охоты зависит то, как проведет зиму все племя: будут ли все сыты или умрут от голода, не дождавшись весны.

Первый день их похода выдался морозным и ясным. Суетой была охвачена вся деревня. Еще толком не рассвело, а Аманда уже собрала все вещи и была готова отправляться. Каждая семья должна была позаботиться о том, чтобы взять с собой посуду, провизию на два месяца и, кроме того, должна была нести часть общего багажа. Еще не успев сделать и шагу, стоя среди группы охотников, Аманда почувствовала, как гнетет се неподъемный тюк, и со стыдом увидела, что остальные женщины почти не замечают притороченной к спине ноши. Похоже, она одна из всей компании озабочена тем, что ей приходится что-то нести!..

— Аманда! — Она наткнулась на тревожный взгляд Чингу. Конечно, он сразу же заметил, как ей неловко.

Не желая, чтобы он успел что-то сказать о ее слабости, Аманда поспешно прошептала:

— Скорее, Чингу, нам пора занять свои места в колонне! Чингу неохотно уступил ее упрямству и встал в длинную цепочку, однако на всем протяжении их пути, длившегося целых два дня, Аманде пришлось сгибаться под двойной тяжестью — собственным багажом и тревожным взглядом Чингу, причем под конец она и сама не знала, что угнетало ее сильнее.

Итак, через два дня охотники добрались до места и немедленно занялись делом. Мужчины на скорую руку устроили шалаши и пошли расставлять ловушки на звериных тропах и водопоях. Аманда вместе с остальными женщинами взяла на себя обязанность каждый день осматривать эти ловушки как можно раньше, прежде чем волки или другие хищники успеют добраться до попавшей в них дичи. Всякий раз, как только ловушка срабатывала, они давали знать мужчинам, чтобы те перетащили добычу в лагерь, где в отдельном шалаше с туши сдирали шкуру и готовили ее к разделке. Потрошить, резать и вялить мясо считалось женским делом.

Чтобы стать преданной женой индейца-абнаки, Аманде пришлось учиться еще одному неприятному делу — выделке шкур. Ее то и дело начинало тошнить, а нужно было дочиста отскабливать шкуры от жира и шерсти, потом мять их. Она старательно скрывала свою слабость за непроницаемым, каменным выражением лица. Ей стало намного легче, когда шкуры погрузили в масло на несколько дней, чтобы сделать их непроницаемыми для воды. Потом их дочиста отмыли. В другом шалаше, где постоянно горел большой костер и было достаточно жарко, шкуры подсушивали. Наконец их можно было развешивать под потолком и коптить над слабым огнем из дубовых, кедровых или березовых дров — в зависимости от того, какой оттенок коричневого собирались придать выделанной замше. Эта работа была для Аманды приятна — любуясь мягкой замшей, она живо представляла себе те замечательные вещи, которые успеет сшить за долгие месяцы зимы.