В первый раз увидев Малькольма, я сочла его красивым, но,
имея даже одну вампирскую метку, я видела лучше. Он гордился тем, что никогда
не использует вампирской силы на нас, смертных, но он её достаточно тратил,
чтобы придать себе красоты. Этот небольшой трюк с чужим разумом он себе
позволял. Суета, все суета.
И ещё я когда-то считала его одним из самых сильных вампиров
Сент-Луиса, а сейчас, когда он шёл ко мне, эта сила будто стала меньше. А
может, я слишком хорошо закрылась щитами, чтобы его сила на меня действовала.
Может быть.
Он протянул вперёд свою большую ладонь — такое впечатление,
что она от более мясистого тела, — и протянул её как-то между мной и
Зебровски, будто не знает точно, кто тут главный и никого не хочет обижать. В
прошлую встречу с Малькольмом он руку мне не протягивал — знал, что я её не
приму.
Сегодня я пожала ему руку, потому что Зебровски — всего лишь
человек, а ко мне, кто бы я ни была, это определение неприменимо.
Посреди рукопожатия Малькольм запнулся, будто я его удивила,
но справился с собой, улыбнулся, и его голубые глаза искрились радостью от
представившейся возможности помочь полиции. Это была ложь. Он не хотел, чтобы
мы здесь были. И уж точно не хотел, чтобы с его церковью было связано убийство.
Я ничего не ощутила при рукопожатии, кроме того, что он
прохладен на ощупь, следовательно, давно не питался. Больше я ничего не
ощутила, потому что держала щиты. Последнее время я здорово научилась это делать.
И поймала себя на том, что закрываюсь почти изо всех сил после того, как мы с
Жан-Клодом и Ричардом так связали себя друг с другом в постели. Не только вины
я боялась. Так что рука Малькольма была всего лишь рукой, холоднее, чем у
нормального человека, но все равно только рукой. Тоже хорошо.
Наверное, все бы обошлось, если бы Малькольм не попытался
чуть-чуть воздействовать на меня вампирской силой. Может быть, я слишком хорошо
закрылась, а может, он просто настолько самоуверен. Как бы там ни было, он
пустил по руке небольшой импульс силы.
У меня на секунду закружилась голова, и он увидел образ
мёртвой женщины в квартире прежде, чем я смогла его оттолкнуть. Я все ещё
путаюсь во всей этой экстрасенсорике. А когда мне кажется, что на меня
нападают, у меня появляется наклонность давать сдачи с лихвой. Да, конечно, я
знаю, это нехорошо. Вот такая я.
Малькольм отшатнулся, и только моя рука удержала его на
ногах. Глаза у него расширились, рот приоткрылся буквой «О». Будь он просто
сильным вампом, который решил морочить мне мозги, он бы усвоил преподанный
урок, и мы бы занялись расследованием, но он был мастером. И в эти несколько
секунд я узнала одну вещь, о которой не догадывалась. У каждого человека в
церкви был ментор, и, как я до сих пор думала, этот ментор-вампир и обращает
подопечного, когда приходит время. Оказалось, менторы действительно берут кровь
у своих учеников-людей, но, когда доходит до дела, последние три укуса наносит
Малькольм. Именно он и обратил почти все эти сотни народу, лично он. А значит,
когда я толкнула его силой, она прошла через него как огромный клинок — через
него и во всех прочих.
Стало так, будто я вдруг смогла коснуться их всех, будто моя
рука через ладонь Малькольма вошла в них, в их тела. Я ощутила пульс каждого из
них, где-то сердца, где-то запястья, где-то шеи. Пульс всех этих вампиров я
почувствовала, вялый и медленный-медленный. Давным-давно, давным-давно многие
из них не ели так, как им положено. Он не разрешал им охотиться. Он даже не разрешал
им ходить по клубам и там выбирать добровольных доноров. Я увидела бесконечную
череду членов церкви, одетых в белое, как жертвенные девственницы,
подставляющих шеи. Чуть-чуть отпить крови, никогда вдоволь, только так, чтобы
не умереть.
Я увидела густой вязкий пунш в чаше в зале собраний, и
знала, что в нем — смесь крови как минимум трех вампиров — Малькольм
позаботился. Он не хотел рисковать, что кто-то из них случайно даст клятву
крови кому-то другому. Но свою кровь он тоже никогда не использовал, опасаясь
последствий.
Он отдёрнулся от меня прочь, но было поздно. Больше он мне
не был нужен.
Я смотрела мимо него на девушку с чёрными волосами, в очках.
Впервые в жизни я видела вампира в очках. Она схватилась за грудь — и я знала,
почему. У неё билось сердце. Но я видела и другое. Я видела, что когда-то она
была здесь человеком, и встала на колени, отдавая себя церкви, но это были
всего лишь целомудренные руки на прикрытых плечах. Никогда её никто не обнимал
крепко, не прижимал к телу, не пил так, что тело её содрогалось, так, что секс
бледнел по сравнению с этим.
— Прекрати! — выдохнул Малькольм. — Отпусти
их!
Я медленно обернулась к нему, и не знаю, что он увидел у
меня на лице, но он отшатнулся и сделал шаг назад.
— Ты мне их сам отдал, — произнесла я медленно,
голосом, текучим как мёд.
Сила, огромная сила. Только вчера ночью я узнала, что
вампиры для меня вроде фамилиаров для ведьмы. Я думала, что это должен быть
вампир, с которым у меня есть какая-то связь, но оказалось, это не так. Я могла
питаться от них от всех, использовать как гигантский нежитный аккумулятор.
Зебровски подвинулся ко мне, хотя даже он поёжился,
оказавшись слишком близко.
— Анита, что происходит?
— Он попытался вампирской силой узнать, что мне
известно, — сказала я тем же медленным, изнеженным голосом.
Будто этот голос можно было держать во рту и сосать, как
карамельку. Трюк Жан-Клода, подумала я, и этой мысли хватило. Вдруг он ощутил
меня и увидел, что происходит. Но ему и следовало знать, что происходит. Мастер
Города он, а не Малькольм. Он соблюдал договор, заключённый прежним мастером,
но теперь… ладно, потом посмотрим. Сейчас надо расследовать убийство.
— И он тебе как-то повредил? — спросил Зебровски.
Спросил так, будто ждал отрицательного ответа, но понимал, что здесь что-то все-таки
не так.
— Нет, — ответила я. — Нет, ничего.
И подумала: Я ощущаю их эмоции. Если я могу заглянуть им в
лицо и увидеть их воспоминания, что я ещё могу?
«Эвери, Эвери, где ты?» — подумала я. И ощутила ответ — как
дуновение ветерка на лице. Я повернулась к ветру, к левому крылу скамей. —
Эвери, Эвери, Эвери!
Я произносила его имя все громче и громче — не срываясь на
крик, но с силой.
В середине ряда поднялся вампир — среднего роста, со
стрижеными каштановыми волосами, с лицом красивым, но не до конца законченным,
будто он едва достиг совершеннолетия, когда его убили.
Я протянула к нему руку:
— Иди ко мне, Эвери, иди ко мне!
Он стал протискиваться мимо сидящих, и чья-то рука ухватила
его за руку, и голос женщины-человека сказал ему:
— Не ходи.
Он выдернул руку, и я услышала его голос будто совсем рядом:
— Я должен идти, она зовёт меня.