Красное на красном - читать онлайн книгу. Автор: Вера Камша cтр.№ 133

— Мой казар, — Луллак искусал себе все губы, — я помогу им.

— Нет! — отрезал Адгемар. — Я не могу рисковать тобой, ты мой последний резерв. С пехотой должна спорить пехота.

— Мой казар, — Робер внезапно понял, что стоит рядом с Луллаком и говорит на кагет и как кагет, — позволь мне пойти с Мильжей.

Если Адгемар и удивился, то виду не подал.

— Иди, гость!

Эпинэ и сам видел, что атаковать сейчас нельзя. Конница во весь опор неслась под прикрытие лагерных пушек, а на спине у них висели черно-белые на полуморисках. Люди Мильжи едва успели перебросить через ров мостки. Простучали копыта. Преследователи отстали. Высокий бириссец, скрестив руки на груди, застыл перед казаром.

— Мы сделали все, что могли. Гарижа мертв. Мертвы многие.

— Хорошо, — наклонил голову Адгемар. Он боялся, но был слишком умен, чтобы позволить страху подчинить волю. — Выводите пехоту.

Десять тысяч человек двинулись пятью колоннами. Робер шагал рядом с Мильжей в четвертом ряду, над ним развевалось чужое знамя, в этот день ставшее для талигойца своим. Эпинэ не знал, что и кому он доказывал, но, оставшись в лагере, он утратил бы право называться даже не Человеком Чести, а просто человеком.

Вражеская конница отошла, Рокэ не желал класть своих людей, их у него и так было мало. Мало? Все познается в сравнении! Утром талигойская армия казалась маленькой, сейчас кагеты потеряли столько, что силы стали сопоставимыми.

Вражеских каре было четыре, и Мильжа принял решение — ударить по второму справа двумя колоннами. Это было правильно, неправильно было, что худощавый бириссец, ведший соседнюю колонну, поторопился и погиб чуть ли не первым. Его люди смешали строй, и все равно, был ли причиной этому страх, растерянность или ненависть.

О потере доложил воин с окровавленным плечом, и Робер бросился на помощь. Наверное, он забыл, что «барсы» считают людьми только «барсов». Наверное, «барсы» забыли, что он не «барс», а может, дело было в том, что растерянные люди готовы подчиниться любому приказу, отданному уверенным и спокойным голосом.

Эпинэ удалось восстановить порядок, и он со шпагой в руке повел бириссцев на талигойцев. Он знал, что такое каре, знал цену мушкетам, пикам и алебардам. Когда-то Робер Эпинэ носил черное и белое и стоял в таком же каре, а на них перли воины Хайнриха Жирного. Тогда все было правильно и понятно, сейчас… Сейчас Иноходец убивал своих и мог лишь молить Создателя, чтоб среди них не оказались ветераны торского похода. Где-то рядом был Ричард Окделл. Все-таки он был прав, не взяв парня с собой, — лучше умирать под своим знаменем, чем под чужим.

Эпинэ разрядил пистолет в талигойского мушкетера. В образовавшуюся брешь ринулся кто-то из «барсов» и тут же упал, но его сменил второй, третий, четвертый. Черно-белый строй дрогнул и подался. Эпинэ шел вперед, колол шпагой, выкрикивал приказы, путая слова и языки, но его понимали и его слушались. Им все-таки удалось опрокинуть это каре, но талигойцы не побежали, а двумя клиньями начали пробиваться к своим. Некоторым это удалось…

Закатные твари, только б Ричард был в другом месте. Мильжа держит слово, всегда держит, но кто узнает в этом аду темно-русого парня в черном и синем?! Кто здесь смотрит в чужие лица?!.

Они соединились с Мильжей у разбитой повозки с мортирой, но их маленькая победа оказалась единственной и последней. Втиснувшийся между талигойскими каре отряд попал под обстрел с двух сторон, а с третьей подоспела вражеская конница и запряжки с пушками. Картечный залп забрал сотни жизней, затем пошли в ход клинки: у Рокэ кавалерия, артиллерия и пехота были единым целым.

Для Эпинэ и ставших теперь его людей бой обернулся какой-то мертвой зыбью. Они отступали, перестраивались, снова шли вперед, в общую безнадежную атаку. Затем еще раз в еще более общую и более безнадежную, все было ясно, но они продолжали сражаться. Рядом с Робером падали и умирали чужаки, в последний свой миг ставшие родными. Незнакомый бириссец успел броситься между талигойцем и черно-белым мушкетером, поймав пулю, предназначенную тому, кого «барсы» признали вождем. Эпинэ хотел заколоть убийцу, но отвлекся и потерял из виду. Наступление захлебывалось и в конце концов захлебнулось окончательно. Они отходили последними, сохраняя какое-то подобие строя, а справа и слева бежали.

Тех, с кем Робер вышел из лагеря, почти не осталось, но их отряд не становился меньше: убитых заменяли отставшие от разбитых колонн.

— Друг, — Мильжа тронул Робера за плечо, — смотри!

Их спасло то, что они не успели вернуться в лагерь. Алва воспользовался тем, что все, кто мог, пошли в атаку, и занял огороженное наполовину сгоревшим частоколом пространство, завалив ров связками веток.

— Пока они в лагере, проскочим к бывшей стоянке казаронов, — крикнул Мильжа, — там дорога на Парасксиди.

— А казар? — Зачем он это спросил? Зачем ему Адгемар, обхитривший сам себя и погубивший и свою армию, и свою страну?

— С ним Луллак. — Бровь Мильжи была рассечена, лицо заливала кровь.

Да, действительно, дядюшка под защитой племянника и его людей, не участвовавших в бою. Зря он подумал, что Лис позабыл о себе.

Робер Эпинэ кивнул:

— Прорываемся на Парасксиди.

Они были готовы к последней смертельной атаке, но их пропустили почти без боя, разве что дали в спину несколько картечных залпов.

— Все. — Бонифаций вздохнул полной грудью. — Бегут — не остановишь! А я ведь, стыдно сказать, как они поперли, думал, от нас мокрое место останется.

— Да и я, признаться, тоже, — покаялся Савиньяк, — нет, я допускал, что мы как-нибудь извернемся, доберемся до леса, не зря же там оставляли засеки, но на победу не надеялся.

— Ну и зря, — припечатал Шеманталь. — Монсеньор знает, что делает. Наши так никто не сумлевался. Вот перед перевалом мы, признаться, подергались малость, а тут — нет… Где монсеньор — там победа.

— Вы мне льстите, Жан. — Рокэ прикрыл глаза ладонями и почти сразу же их отнял. Дик запомнил этот жест еще по самому первому их разговору, но так и не понял, было ли это скверной привычкой или у Ворона и в самом деле болели глаза.

— Как бы не так, монсеньор, — возмутился Шеманталь, — как есть, так и говорю.

— Он прав. — Бонифаций казался усталым и вообще каким-то не таким. — Вы, Рокэ, прямо чудеса творите. Нам бы ваше спокойствие. Я ведь до последнего не верил.

— Я тоже, — Алва протянул руку, — епископ, дайте касеры, если она у вас есть.

— Не верил? — Савиньяк был поражен в самое сердце. — Как же так…

— А вот так… Благодарю, Ваше Преосвященство. Наше дело было отвлечь Лиса от Вейзеля, дальше я не загадывал. Коннер и Бакна знали, что делать, а мы, господа, на три четверти были смертниками, так что поздравляю вас со вторым рождением.