– Мисс Уиллз, это Траск! Откройте немедленно!
– Но я… я не одета… – послышался слабый ответ. – Прошу вас, поговорим позже.
– Нет, мы поговорим немедленно! Откройте, черт возьми!
– Повторяю, я не одета. Неужели вы не…
– Присцилла! Открой эту чертову дверь! Открой, иначе, клянусь, я ее вышибу!
Изнутри донесся полный ужаса возглас. После короткой паузы Присцилла взмолилась:
– Мистер Траск, дайте мне немного времени. Через полчаса я поднимусь на палубу… обещаю.
– Даю вам три минуты, и ни секундой больше, мисс Уиллз. – На миг ярость Брендона сменилась вежливостью. – Как только они истекут, я войду.
– Нет! – пронзительно вскрикнула она, после чего послышались какие-то приглушенные звуки и новые мольбы. – Вы не посмеете войти. Это моя каюта, и я запрещаю вам переступать порог.
– Ваше время истекло, мисс Уиллз. – Окончательно выйдя из себя, Брендон витиевато выругался.
Примерившись плечом, он обрушился на дверь всем своим весом, еще и еще раз, пока замок не подался и дверь не распахнулась, с треском ударившись о стену. Изнутри волной ударил запах – тошнотворный, кислый и ужасающе насыщенный, – запах морской болезни. В каюте не было, казалось, и глотка воздуха.
На стене теплилась, мигая, масляная плошка. В ее тусклом свете он едва различил Присциллу, распростертую на узкой корабельной койке. Глаза ее казались неестественно огромными на изможденном и пепельно-бледном лице. Спутанные волосы свешивались на пол. Ночная сорочка, мокрая от пота, прилипла к телу. Потрясенный, Брендон заметил, однако, что вздымающиеся от учащенного дыхания груди далеко не такие маленькие, как он полагал.
– Не смейте смотреть на меня, – пробормотала Присцилла. – Прошу вас, уходите.
Увидев темные круги у нее под глазами, дрожащие пальцы и капли пота на лбу, Брендон пришел в еще большую ярость.
– Советую помолчать, мисс! Наняв меня, вы тем самым возложили на мои плечи ответственность за свою жизнь и здоровье, – он едва говорил от бешенства, – и я не собираюсь стоять в сторонке и ждать, пока вы загоните себя в гроб. Почему не предупредили меня, что подвержены морской болезни?
С трудом овладев собой, Брендон очень осторожно поднял Присциллу на руки. Идиот, болван, почему он не проявил к ней больше внимания, почему ничего не заподозрил? Ведь знал же он, знал, согласившись сопровождать ее, что не все пойдет гладко. Девчонка совершенно беспомощна! Как, дьявол ее забери, она выживет в Техасе?
– П-платье… – простонала Присцилла, в отчаянии глядя на ночную сорочку, – корсет… мистер Траск, это не… неприлично! Я должна одеться как положено…
– Неприлично? Да мне плевать на приличия!
– А вот в это, мистер Траск, я охотно верю, – заметила она, неожиданно выказывая присутствие духа, что несравненно больше ему понравилось.
Когда он проходил мимо стюарда, тот с состраданием заглянул Присцилле в лицо и покачал головой.
– Сэр, я немедленно займусь… э-э… каютой. Когда леди вернется, все уже будет в порядке.
– Минутку, – остановил его Брендон. – Прежде чем заняться уборкой, принесите на палубу чашку крепкого бульона и несколько сухарей.
– Будет сделано, мистер Траск, сэр!
Стюард ускорил шаг, обогнал Брендона и почти скатился вниз, в камбуз. Присцилла несколько раз шмыгнула носом, и Брендон заметил, что она борется со слезами.
– Я не могу появиться на палубе. Прошу вас, не вынуждайте меня! Неужели вы не понимаете? Я в ночной сорочке. Что подумают люди, когда увидят меня?
– Во-первых, – прорычал он, подхватывая ее поудобнее, – сейчас на палубе никого уже нет, во-вторых, там темным-темно, а в-третьих, я и гроша медного не дам за мнение людей на этот счет. Я дал слово доставить вас до «Тройного Р», и притом в целости и сохранности. Если для вас приличия превыше жизни, это ваше дело, но я не такой дурак. Это же надо, так истязать себя!
– По-моему, мне уже лучше, – поспешно сказала Присцилла, пытаясь прервать упреки, обрушившиеся на нее, и обессилено привалилась к его плечу.
Брендон приблизился все к той же бухте каната у палубной надстройки и уселся на нее, устроил Присциллу у себя на коленях. Ветерок разметал темные локоны девушки, а под прилипшей к телу сорочкой явственно обозначились контуры ее тела.
– Черт возьми, как же вы исхудали! – бросил Брендон, стараясь замаскировать жалость раздражением. – Вы и раньше-то были как цыпленок, а теперь и вовсе остались одни кости.
Даже в сумерках он заметил, что щеки ее залились малиновым румянцем. Полная луна светила ярко, и он рассмотрел темные кружки там, где рубашка обтянула груди, и острые вершинки сосков. Опустив взгляд, Брендон различил округлый изгиб бедра. О нет, девушка оказалась совсем не так худа, несмотря на то что все эти дни ничего не ела.
Вскоре появился стюард с чашкой бульона и сухарями, и Брендон заставил Присциллу поесть.
– Здесь немного, вам это пойдет только на пользу. Постарайтесь удержать бульон в желудке, и если получится, я пришлю попозже еще столько же.
Поскольку на палубе и впрямь никого не оказалось, Присцилла почувствовала себя увереннее. Выпив бульон и с удивлением убедившись, что тошнота не возвращается, она начала грызть сухари.
– Никогда еще еда не казалась мне такой вкусной.
– Шторм уже позади, и море успокаивается, – заметил Брендон более благодушно, чем прежде. – Свежий воздух – лучшее лекарство от морской болезни.
Снова вспомнив обстоятельства, при которых ее увлекли на палубу, Присцилла посмотрела на себя и ужаснулась. Промокшая от пота сорочка, свалявшиеся волосы… Ей захотелось заползти в какой-нибудь угол и там умереть от стыда.
– Полагаю, на этом судне невозможно принять ванну?
– Ошибаетесь, мисс Уиллз. Это, конечно, не пассажирский пароход, но капитан Донахью – человек весьма изобретательный. Он как-то ухитряется нагревать воду с помощью корабельного двигателя. После недавнего ливня пресной воды на пароходе много, а поскольку других страдающих дам здесь нет, на вашу долю хватит. – Он заметил новый приступ смущения и поспешил добавить: – Особенно если в знак благодарности вы составите капитану компанию за ужином.
Присцилла порывалась подняться с его колен, но была еще слишком слаба, поэтому ограничилась тем, что, посмотрев ему в глаза, заметила:
– Я сказала, что доверяю вам, мистер Траск, и не ошиблась, однако никогда, никогда не прощу вам того, как беспощадно вы пренебрегли моим чувством собственного достоинства.
Воцарилось молчание. Брендон, глядя из-под ресниц на все то, что мог различить под тонкой ночной сорочкой, думал: приходило ли в голову Присцилле, что он уже не раз представлял ее совершенно обнаженной?
Глава 3
Присцилла, взяв последние две заколки, закрепила над ушами тяжелые волны каштановых волос. Зеркальце над небольшим секретером было до того крохотным, что в нем она видела только малую часть общей картины. Секретер, довольно ободранный столик с фарфоровым кувшином, единственный стул и узкая койка, укрепленная на стене, составляли всю меблировку каюты (а таковых имелось лишь несколько на внутренней палубе парохода).