— По-моему, это должно изображать Венеру, встающую из вод, — заявил доктор.
— А вот и неправда, — обрел голос Люк. — Это святой Франциск исцеляет прокаженных.
— Нет-нет, — сказала Элинор. — Один из них — дракон.
— Ничего подобного, — решительно вмешалась Теодора. — Это же семейный портрет! С первого взгляда видно, что высокая обнаженная — мамочка родная! — мужская фигура в центре — старый Хью. Видите, какой довольный: он поздравляет себя с тем, что выстроил Хилл-хаус. Нимфы — его дочери. Та, что справа потрясает кукурузным початком, на самом деле рассказывает про свой судебный иск. Маленькая с краю — компаньонка, а на другом краю…
— Миссис Дадли, портрет с натуры, — объявил Люк.
— Трава, на которой они стоят, изображает ковер в столовой, немного подросший. Кто-нибудь обратил внимание на этот ковер? Он похож на нескошенное поле и все время щекочет ноги. На заднем плане — развесистая яблоня, которая…
— Без сомнения, символизирует защиту дома, — сказал доктор Монтегю.
— Страшно подумать, что она может на нас упасть, — проговорила Элинор. — Не может этого случиться, доктор, раз дом такой неуравновешенный?
— Я читал, что скульптура была тщательно и с большими затратами сконструирована нарочно, чтобы уравновесить наклон пола, на котором она стоит. Во всяком случае, ее поставили при строительстве дома, и она до сих пор не упала. И знаете, вполне возможно, что Хью Крейну она даже нравилась. Что он ею восхищался.
— Или пугал детей, — сказала Теодора. — А без скульптуры комната была бы очень даже мила. — Она крутанулась на месте. — Бальная зала для дам в длинных юбках. Места хватит для контрданса. Хью Крейн, позвольте пригласить вас на танец?
И она сделала перед статуей реверанс.
— Думаю, он согласится. — Элинор невольно отступила на шаг.
— Смотрите, чтобы он не наступал вам на ноги, — рассмеялся доктор. — Вспомните судьбу Дон Жуана.
Теодора осторожно тронула пальцем выставленную руку одной из фигур.
— Мрамор всегда пугает. Всегда не такой, как ждешь. Фигуры в полный рост так похожи на людей, что думаешь, они и на ощупь такие.
Она в одиночку завальсировала по комнате — переливчатое светлое пятно в тусклой полутьме — и, обернувшись, поклонилась статуе.
— В другом конце, — сказал доктор Люку и Элинор, — за портьерами, двери на террасу. Если Теодора разгорячится от танца, она может выйти на холодок.
Он пересек комнату, отодвинул тяжелые портьеры и распахнул двери. И вновь в комнату ворвались теплый запах дождя и ветер. Словно легкий вздох пробежал по мраморным фигурам, на полосатые стены легли прямоугольники света.
— Ничто в этом доме не движется, пока не отведешь взгляд, — сказала Элинор, — а как отведешь, сразу что-нибудь происходит. Вот статуэтки на полках — пока мы стояли к ним спиной, они танцевали с Теодорой.
— Я движусь, — объявила Теодора, приближаясь к ним в танце.
— Цветы под стеклом, — сказал Люк. — Бахрома. Мне положительно нравится этот дом.
Теодора дернула Элинор за волосы.
— Давай наперегонки по террасе! — крикнула она и метнулась наружу.
Элинор, не успев ни ответить, ни задуматься, выбежала следом. Смеясь, она обогнула угол дома и увидела, что Теодора входит в другую дверь. Элинор догнала ее и остановилась, запыхавшись. Они были в кухне, и миссис Дадли, отвернувшись от мойки, смотрела на них молча.
— Миссис Дадли, — вежливо сказала Теодора, — мы осматриваем дом.
Миссис Дадли взглянула на часы над плитой.
— Сейчас половина двенадцатого, — сообщила она. — Я…
— Вы подаете ланч в час, — закончила Теодора. — Мы просто хотели посмотреть кухню. Во всех остальных комнатах внизу мы, кажется, побывали.
С минуту миссис Дадли стояла неподвижно, затем покорно кивнула и нарочито медленно прошла через кухню к дальней двери. Девушки успели разглядеть черную лестницу; в следующее мгновение миссис Дадли закрыла за собой дверь. Теодора, выждав немного, кивнула ей вслед и заметила:
— Подозреваю, что у миссис Дадли ко мне слабость.
— Наверное, она отправилась вешаться в башенку, — сказала Элинор. — Давай, пока мы здесь, посмотрим, что будет на ланч.
— Только ничего не трогай, — предупредила Теодора. — Ты прекрасно знаешь, что тарелки должны стоять на полке. Слушай, неужто она и впрямь собралась готовить нам суфле? Тут совершенно точно форма для суфле, яйца и сыр…
— Чудесная кухня, — сказала Элинор. — У мамы в доме кухня была темная и тесная, а вся еда получалась бледная и безвкусная.
— А твоя кухня? — рассеянно спросила Теодора. — В твоей квартирке? Элинор, погляди на двери.
— Я не умею готовить суфле, — сказала Элинор.
— Смотри. Вот дверь на террасу, вот на лестницу, ведущую вниз — надо полагать, в погреб. Следующая опять на террасу, потом на лестницу, по которой поднялась миссис Дадли, и…
— Опять на террасу, — сообщила Элинор, открывая дверь. — Три двери на террасу из одной кухни.
— А дальше еще две: в буфетную и в столовую. Наша добрейшая миссис Дадли любит двери, а? И уж точно, — тут их глаза встретились, — здесь с каждой стороны по выходу. Очень удобно, если спешишь убраться с кухни.
Элинор резко повернулась и вышла на террасу.
— Интересно, не поручила ли она Дадли прорубить для нее лишнюю дверь? И насколько ей спокойно в кухне, когда дверь за спиной может в любую минуту открыться? И вообще, что за гости ее там навещают, если ей нужна дверь везде, куда она может метнуться?
— Заткнись, — дружелюбно попросила Теодора. — Всем известно, что у нервной кухарки суфле не получится, а она наверняка подслушивает на лестнице. Давай выйдем через любую из дверей. И придвинем что-нибудь, чтобы не закрылась.
Люк с доктором стояли на террасе и смотрели на лужайку. Парадная дверь была неожиданно близко, в нескольких шагах от них. Холмы, серые и блеклые за дождем, казалось, нависали прямо над головой. Идя вдоль террасы, Элинор подумала, что впервые видит дом, полностью взятый в кольцо. Как будто стянутый очень тугим поясом. Интересно, если убрать террасу, дом развалится? Она сделала почти полный круг и тут увидела башню. Серая каменная громада, плотно вжатая в дощатую стену и притиснутая вездесущей террасой, словно выпрыгнула из-за угла без всякого предупреждения. Ужасно, мелькнула у Элинор первая мысль, и тут же пришла вторая: если дом сгорит, башня останется стоять над руинами, серая и неприступная, напоминая людям, что к Хилл-хаусу, даже разрушенному, приближаться нельзя. Возможно, кое-где камни выпадут, так что летучие мыши и совы будут залетать внутрь и гнездиться среди книг. Примерно на середине высоты начинались окна со скошенными проемами-бойницами, и Элинор гадала, какою это, смотреть из них, и еще — почему она не смогла войти в башню. Я никогда не посмотрю из этих окон, подумала она, и попыталась вообразить узкую винтовую лестницу, уходящую кругами вверх и вверх. Башня заканчивалась конической деревянной крышей, увенчанной деревянным же шпилем. В другом доме она выглядела бы смешно, однако здесь, в Хилл-хаусе, была неотъемлемой частью общего замысла. Башня злорадно ждала, пока кто-то маленький выберется через окошко на покатую крышу, ухватится за шпиль, привяжет веревку…