Глубоко вздохнув, Илэйн тепло улыбнулась Айз Седай:
– Важнее всего не забывать, что все мы – сестры, во всех смыслах этого слова. Мы должны действовать сообща. К тому же Чаша Ветров слишком важна для нас, чтобы мы могли позволить себе разногласия. Давайте, пожалуй, снова сядем. – Они дождались, пока Илэйн опустится в кресло, и только после этого уселись сами. Она очень надеялась, что успехи Найнив составляют хотя бы десятую долю того, чего удалось добиться ей. Когда Найнив узнает, что произошло, она будет так потрясена, что того гляди в обморок упадет. – У меня самой есть что рассказать вам о Родне.
Нет, пожалуй, пока Мерилилль ближе всех к тому, чтобы упасть в обморок от потрясения, и даже Аделис с Вандене недалеко ушли от нее. Но все как одна лишь повторяли друг за другом: «Да, Илэйн...», «Как скажешь, Илэйн».
Может, теперь все пойдет на лад.
Паланкин покачивался в толпе гуляк на набережной, когда Могидин внезапно увидела эту женщину. Она вышла из экипажа на одной из лодочных пристаней, опираясь на руку лакея в зеленой с белым ливрее. Большая маска с перьями скрывала ее лицо даже лучше, чем у Могидин, но она узнала этот решительный, широкий шаг, узнала эту женщину – она узнала бы ее где угодно, при любом освещении. Резные ставни на окнах закрытого паланкина не помешали Могидин все отлично разглядеть. Двое мужчин с мечами на бедрах спрыгнули с подножки кареты и последовали за женщиной в маске.
Могидин ударила кулаком по стенке паланкина и за-кричала:
– Стойте!
Носильщики выполнили приказ так быстро, что Могидин с силой швырнуло вперед. Со всех сторон паланкин толкали люди – одни ругали носильщиков за то, что те перегородили дорогу, другие отпускали добродушные замечания, в зависимости от характера. Чем дальше к реке, тем меньше было народу, так что сквозь просветы в толпе Могидин все отлично видела. Лодку, которая в этот момент отчалила от пристани, ни с какой другой не спутаешь: крыша низкой надстройки на корме была выкрашена красным. Ни у одной лодки, покачивающейся на волнах у длинной каменной пристани, не имелось такой характерной особенности.
Вздрогнув, Могидин облизнула губы. Инструкции Моридина были предельно точны, цена ослушания мучительно очевидна. Но небольшая задержка не причинит вреда. Если, конечно, он об этой задержке никогда не узнает.
Резко распахнув дверцу, Могидин выбралась на улицу и поспешно огляделась. Есть! Вон та гостиница выходит прямо на пристань. И на реку. Приподняв юбки, Могидин быстро зашагала в нужную сторону, нисколько не опасаясь, что у нее перехватят паланкин. Она оплела носильщиков паутиной Принуждения, и пока не снимет ее, они откажут любому, кто попытается нанять паланкин, и не сдвинутся с места даже под угрозой голодной смерти. Никто не путался под ногами у Могидин; мужчины и женщины в масках с перьями отскакивали в сторону при ее приближении, отскакивали с визгом и криками, будто их ударили. Так оно, по существу, и было. Ей некогда возиться с каждым, учитывая, какая куча народу тут собралась, поэтому она просто сплела из Воздуха и обрушила сразу на всех шквал невидимых иголок. С тем же результатом.
Толстая хозяйка гостиницы «Гордость гребца» чуть не подскочила при виде Могидин, когда та широким шагом вошла в общий зал, – в великолепном переливающемся шелковом платье, в алую ткань которого вплетены золотые и черные нити. Расходящиеся в стороны перья на ее маске с острым черным клювом были черными. Ворон. Очередная насмешка Моридина, сама она ни за что не оделась бы так. Его цвета – черный и красный, сказал он, и она должна носить их, пока служит ему. Это платье – своего рода ливрея, пусть и не лишенная изящества. Могидин готова была убить любого, кто увидел ее в таком наряде.
Она, конечно, не стала этого делать, просто торопливо оплела паутиной краснощекую хозяйку гостиницы, которая, резко дернувшись, тут же выпрямилась, вытаращив глаза. На тонкости не было времени. Могидин велела женщине показать выход на крышу, и та бегом кинулась к лестнице в дальнем конце зала. Вряд ли кто-то из сидящих в зале разукрашенных перьями пьяниц сочтет такое поведение хозяйки гостиницы странным, с улыбкой подумала Могидин. В «Гордости гребца» едва ли появлялись такие посетительницы, как она.
Оказавшись на плоской крыше, она быстро прикинула, стоит ли убивать хозяйку гостиницы. Труп – это все же след. Тот, кто хочет остаться незамеченным, не должен убивать без крайней необходимости. Все так же торопливо Могидин сплела паутину Принуждения, приказала женщине спуститься вниз, в свою комнату, лечь спать и забыть о том, что она видела ее. Поскольку все делалось второпях, вполне возможно, что хозяйка гостиницы проспит весь день или, проснувшись, чуток повредится в уме, – насколько жизнь Могидин была бы легче, владей она лучше Талантом Принуждения! Но, как бы то ни было, женщина заспешила вниз, горя желанием повиноваться, и оставила Отрекшуюся одну.
Когда крышка люка, через который они поднялись, с грохотом захлопнулась, слившись с выложенным грязными белыми плитками полом, Могидин ошеломленно замерла. Ее пронзило внезапное ощущение, будто невидимые пальцы осторожно роются у нее в сознании. Моридин иногда поступал так, напоминая о себе, как будто это ей требовалось. Могидин едва удержалась, чтобы не оглянуться. По коже побежали мурашки, точно неожиданно подул ледяной ветер. Ощущение прикосновения тут же исчезло, и Могидин снова вздрогнула: непонятно, пришел он или ушел, – Моридин мог появиться где угодно в любой момент. Нужно торопиться.
Быстро подойдя к невысокому бортику, тянущемуся вдоль края крыши, Могидин окинула взглядом реку. Множество лодок всех размеров скользили по воде вниз по течению на веслах среди больших судов, стоящих на якорях или идущих под парусами. Она высматривала лодки с каютами определенного типа, но ей попадались на глаза то простая некрашеная, то желтая, то голубая, и только потом там, на середине реки... красная. Она быстро удалялась на юг. Та самая, конечно; вряд ли за это время здесь появилась вторая такая же.
Могидин воздела руки к небу, но как только на волю вырвался разящий огонь, что-то мелькнуло рядом, и она резко дернулась. Моридин явился! Он здесь, и он... Она изумленно уставилась на улетающих прочь голубей. Голуби! Ее чуть не вырвало прямо на крышу, так она испугалась. Однако, когда Могидин взглянула на реку, из ее груди вырвалось хриплое рычание.
Из-за того, что она дернулась, погибельный огонь, который должен был рассечь каюту вместе с пассажиркой, прошел наискось через середину лодки, разрубив ее пополам там, где находились гребцы и телохранители. Поскольку гребцов выжгло из Узора до того, как ударил погибельный огонь, обе половинки судна оказались в доброй сотне шагов выше по реке. Впрочем, не все потеряно, так как лодку рассекло в тот же миг, как погибли лодочники, и вода стремительно хлынула внутрь. Едва Могидин перевела на них взор, как обломки исчезли из вида в пенистых водоворотах, увлекая в пучину пассажирку.
Внезапно Могидин со всей остротой осознала, что же она натворила. Всегда старалась держаться в тени, быть незаметной, всегда... Любая женщина в городе, способная направлять, наверняка почувствовала, как неподалеку использовали огромное количество саидар, – пусть и не зная зачем, – и даже самый обычный человек мог заметить полосу жидкого белого огня, на мгновение вспыхнувшего ярче солнца. Страх будто окрылил Могидин. Не страх. Ужас.