Азил Марид, Верховный Капитан Гвардии Башни, регулярно присылал рапорты, но в их содержание посвящали только полноправных сестер, а может быть не посвящали даже и их. В ответ на вопрос о ходе битвы можно было получить лишь совет сосредоточиться на занятиях. Словно величайшая из битв, что велись со времен Артура Ястребиное Крыло, да еще рядом, практически под носом, была не более чем помехой! Морейн понимала, что не сможет принять в ней хоть сколько-нибудь весомого участия – да, по правде говоря, и вообще никакого участия, – однако ей хотелось хоть как-то быть к ней причастной, пусть даже только знать, что происходит. Может, это и странно, но ведь она никогда и не собиралась присоединяться к Белой Айя после получения шали.
Две женщины в шелковых платьях голубых тонов, сидевшие в другом конце комнаты по разные стороны от маленького письменного столика, ничем не показывали, что замечают дым или холод, хотя от камина их отделяло расстояние не меньшее, чем саму Морейн. Это, конечно, Айз Седай. По их лицам судить о возрасте было невозможно. Что же до дыма, то они, несомненно, видели большее число битв, чем иной полководец. Они остались бы воплощением спокойствия, если бы и тысяча деревень горела прямо у них перед глазами. Никто не станет Айз Седай, не научившись управлять своими эмоциями, как внешними их проявлениями, так и внутренними. Тамра и Гайтара не выглядели усталыми, хотя с тех самых пор, как началась битва, они спали лишь урывками. Они приказали Принятым остаться с ними на ночь на тот случай, если понадобится выполнить какое-нибудь поручение. Что же до холода, то ни холод, ни жара не оказывали на сестер такого действия, как на остальных людей. Сестры, казалось, просто не замечали ни того ни другого. Морейн пыталась понять, как это им удается – каждая Принятая раньше или позже старалась разгадать этот секрет. В чем бы он ни заключался, Единая Сила тут ни при чем, иначе ее присутствие было бы заметно или чувствовалось бы.
Тамра – это больше, чем просто Айз Седай. Она – Престол Амерлин, правительница всех Айз Седай. Прежде она принадлежала Голубой Айя, но полосы на длинном палантине, укрывавшем ее плечи, были цветов всех семи Айя, дабы продемонстрировать, что Амерлин принадлежит ко всем Айя и в то же время ни к одной из них. Некоторые Амерлин в истории Башни относились к этому правилу более трепетно, чем остальные. Например, юбка Тамры состояла из клиньев всех семи цветов, что было вовсе необязательно. Но так ни одна Айя не была забыта и ни одной не отдавалось предпочтение. И даже за пределами Башни, когда Тамра Оспения говорила, короли и королевы внимательно слушали ее, вне зависимости от того, присутствовали ли среди их советников Айз Седай, или Белая Башня ялялась объектом ненависти. Такова была власть Престола Амерлин. Можно отвергать ее советы и не повиноваться ее предписаниям, но необходимо слушать, и слушать вежливо. Даже Благородные Лорды Тира и Лорд-Капитан Детей Света не отказывали ей в этом. Длинные волосы Тамры, с проблесками седины, схваченные украшенной драгоценными камнями серебряной сеткой, обрамляли широкое, исполненное решимости лицо. Она умела вести беседу с правителями, но не принимала свою власть как нечто само собой разумеющееся и не злоупотребляла ею, как в самой Башне, так и за ее стенами. Тамра была честна и справедлива (что не всегда одно и то же) и часто проявляла доброту. Морейн всем сердцем восхищалась ею.
Вторая из сидевших за столиком женщин, Хранительница Летописей при Тамре, была совершенно другого склада. Наверное, вторая по могуществу из женщин в Башне и, несомненно, по меньшей мере равная Восседающим, Гайтара Моросо была всегда честна и обычно справедлива, но доброта, по-видимому, не имела с ней ничего общего. Кроме того, Хранительница питала слабость к роскоши, достойной Зеленой или Желтой. Высокая, можно сказать, чувственная, она носила широкое ожерелье из огневиков, серьги с рубинами размером с голубиное яйцо и три перстня с драгоценными камнями, не считая кольца Великого Змея. Ее парчовое платье было темнее, чем у Тамры, а голубой палантин Хранительницы – ведь она тоже вышла из Голубой Айя – был настолько широк, что его вполне можно было назвать шалью. Морейн слышала, что Гайтара до сих пор считала себя Голубой. Это было бы потрясением для всех, окажись слухи правдой. Ширина ее палантина, несомненно, говорила в пользу этих сплетен, но у каждого свой вкус.
По лицу Гайтары – впрочем, это касалось всех Айз Седай, достаточно долго имевших дело с Единой Силой, – определить возраст было невозможно. На первый взгляд ей можно было дать не больше двадцати пяти, а то и меньше. Если приглядеться, начинало казаться, что ей лет сорок пять или пятьдесят, но годы пощадили ее редкую красоту. А потом все снова менялось. Для знающих людей это гладкое, лишенное возраста лицо было несомненным признаком Айз Седай. Остальных же, а таких было великое множество, привел бы в недоумение цвет ее волос. Убранные резными костяными гребнями локоны были белы как снег. В Башне шептались, что ей более трехсот лет, а это почтенный возраст даже для Айз Седай. Впрочем, говорить о возрасте сестер считалось крайней грубостью. Даже полноправная сестра не избежала бы наказания за подобный проступок, а простую послушницу или Принятую немедленно отослали бы к Наставнице за порцией розг. Но за мысли никто не наказывал.
И еще кое-что делало Гайтару женщиной необычной. Временами у нее случались Предсказания – она обладала Даром видеть то, что еще скрывалось за пеленой грядущего.
Это очень редкий Дар, и он проявлялся лишь от случая к случаю. Но по слухам – а комнатки Принятых всегда полнились сплетнями и пересудами, – за последние несколько месяцев у Гайтары было не одно и даже не два Предсказания. Некоторые заявляли, что именно благодаря одному из этих пророчеств, армии заняли позиции под стенами города до прихода Айил. Но, понятное дело, никто из Принятых не знал ничего наверняка. Может быть, знал кто-нибудь из сестер. Может быть. Даже когда факт, что у Гайтары было Предсказание, становился общеизвестным, порою никто, кроме Тамры, понятия не имел, в чем же оно заключалось. Глупо было надеяться, что у Гайтары случится Предсказание как раз в присутствии Морейн и Суан, однако Морейн все же надеялась. Впрочем, за те четыре часа, что прошли с тех пор, как она вместе с Суан сменила Тимэйл и Брендас в гостиной Амерлин, Гайтара только и делала, что сидела за столиком и писала письмо.
Внезапно Морейн пришло в голову, что четыре часа – слишком долгий срок, чтобы писать одно-единственное письмо, а ведь Гайтара до сих пор не исписала и половины страницы. Она просто сидела, держа в руке перо, зависшее над листом бумаги кремового цвета. Словно мысли Морейн каким-то образом коснулись ее, Гайтара взглянула на перо, издала негромкий раздраженный возглас и открутила стальную пробку с маленькой, покрытой красной глазурью бутылочки, в которой был спирт для удаления засохших чернил, – очевидно, уже далеко не в первый раз. Жидкость в бутылочке оказалась не менее черной, чем в резной стеклянной чернильнице с серебряной крышкой, стоявшей на столе. Кожаная папка с золотыми углами, полная бумаг, лежала раскрытой перед Тамрой, и Правительница, по всей видимости, внимательно их изучала. Однако Морейн не могла припомнить, чтобы видела, как Амерлин перевернула хотя бы листок. Лица двух Айз Седай оставались воплощением холодности и бесстрастия, но было ясно, что обе чем-то обеспокоены. Их беспокойство передалось и девушке. Лихорадочно думая, Морейн закусила нижнюю губу, но тут же вынуждена была прекратить это занятие, поскольку едва не зевнула. Прекратить закусывать губу, конечно, а не думать.