– Но ведь Искатели сочли тебя достаточно талантливой для обучения в столице! Что они написали в заключении? Какую определили специализацию, на что нам следует обратить внимание?
Никакую, чуть было привычно не сказала Агата. Потому что и заключения никакого нет, и Искателей она в глаза не видела. Как и они ее. Аделаида Егоровна уже листала папку с документами.
– Так, – сказала, хлопнув папкой о стол. – Кто-то забыл вложить заключение и рекомендации. Вопиющая безалаберность! И что я должна сейчас с тобой делать? Здесь же не ясельная группа для младенцев-волшебников, а столичный интернат для подготовки студентов Академии!
Спасибо, а то она не знала! Агата так упорно смотрела на пламя свечи, что оно начало расплываться перед глазами.
– Хорошо, я сегодня же разберусь с этим, а сейчас дай-ка мне руку!
– Зачем?
– Я, конечно, не Искатель, но уж уровень-то магии я определить в состоянии! Давай-давай, не бойся!
Горячие пальцы сжали запястье, как будто учительница считала пульс. Класс опять притих. Агата смотрела снизу в сосредоточенное лицо волшебницы. Пальцы нетерпеливо сдвинулись, сжались сильнее – так что Агата почувствовала свой собственный пульс. Аделаида Егоровна аккуратно опустила на стол ее руку.
– Так.
Прозвучало зловеще – что на этот раз? Голос учительницы был очень тихим. И очень выразительным.
– Я ничего не вижу.
– Может, свет зажечь? – предложила Агата машинально. Она не ожидала, что ее слова воспримут как остроумную реплику. За спиной засмеялись, зафыркали.
– Класс! – призвала к порядку Аделаида Егоровна. И угрожающе нависла над столом. Над Агатой. Сказала раздельно: – Я – не – вижу – ни – малейшего – признака – магии! Теперь скажи – кто тебя устроил сюда, моя девочка?
– Аделаида Егоровна, может, вам нужны очки посильнее? – спросили из темноты довольно нахально.
– Димитров, я вижу достаточно хорошо, чтобы попасть в тебя файерболом!
– А в школе запрещено использовать файерболы!
– А я создам прецедент!
Видимо, угроза была нешуточной, потому что нахальный Димитров сразу умолк. Смотреть в пронзительные глаза-жучки учительницы было невыносимо. Агата вновь уставилась на свечку. Она оплывала очень медленно – наверно, в воск добавлено какое-то специальное вещество. Или магия.
– Поня-атно, – сказала Аделаида Егоровна трубным голосом. – Твои родственники или покровители – сущие идиоты. Пристроили девочку в столичный интернат и не подумали, что для учебы нужно иметь хотя бы зачатки, хотя бы следы таланта! Ну так вот. Они просчитались. Я сегодня же доложу обо всем директору. Даже если тебя оставят в интернате – в чем я очень сомневаюсь, – я не желаю больше видеть тебя на своих уроках. Тебе ясно?
Предельно. У Агаты вдруг заболели пальцы. Она и не заметила, как вцепилась в парту обеими руками. Моргнула – свеча опять расплывалась. Но уже от слез. Наверное, она слишком долго смотрит на пламя… «Бездарь, – сказал он. – Убери от меня эту бездарь!» Надо же, не вспоминала, не вспоминала, а именно сейчас…
– Значит, у меня нет магии? – Агата услышала свой голос. Квакающий какой-то. – Совсем-совсем нет?
Показалось, или в лице Горыновны мелькнуло сочувствие?
– Нет. Не знаю, кто и что тебе наговорил, – но нет.
– С-спасибо…
– Не за что… Что?!
Опять решила, что над ней издеваются. Агата встала, с дребезгом отодвинув стул.
– Я пойду. До свидания.
Аделаида Егоровна говорила ей в спину, перекрывая всевозрастающий шум в классе:
– Возможно, это ошибка Искателя или сбоила аппаратура в вашем Светлогорске. Накладки, хотя и крайне редко, бывают. Советую для верности сходить к Слухачу. Тогда отпадут все сомнения…
Агата развернулась с яростью:
– Нет!! Никогда! Никогда больше!
В лицо толкнуло теплой волной воздуха – и мантия на волшебнице вспыхнула. Отпрянув, Агата замерла с разинутым ртом. Секунда, вторая… Учительница махнула рукой сверху вниз, словно отряхивая одежду – пламя мгновенно погасло, а Агата окончательно ослепла.
– Димитров!!! – От грозного рыка застучали подскочившие подсвечники, задребезжали стекла, и с потолка посыпалась штукатурка.
– А что – Димитров! – независимо сказал Димитров. – Чуть что – сразу Димитров!
– К директору! НЕМЕДЛЕННО!
Увесистый неторопливый топот. Димитров, похоже, специально печатал шаг. Агата, моргая, оглянулась на ослепительный проем двери. Кажется, парень широко улыбнулся ей – во всяком случае, зубы сверкнули. Или опять показал язык? Гулко хлопнула дверь.
В классе стояла полная тишина. Агата поправила лямку сумки на плече и сказала неловко:
– Я пойду.
– Звонка на перемену я еще не слышала. Сядь.
– А?
– Сядь, говорю. Побеседуем.
– О чем? Вы же все уже сказали.
– Мориарти, займи свое место!
С минуту назад ее чуть ли не тычками в шею выгоняли… Агата неохотно вернулась.
– Все! Представление окончено! Немедленно займитесь своими практическими заданиями. И если я замечу хоть одно любопытное ухо или лишний взгляд в нашу сторону…
Учительница не договорила, но всем и без того было все ясно. Аделаида Егоровна отодвинула в сторону свечу, села напротив. Сцепила пальцы. На морщинистых руках посверкивали огромные цветные перстни.
– Так, – сказала опять.
Терять было уже нечего, и Агата повторила:
– Так?
– Значит, тебя уже водили к Слухачу?
– Да.
– Рановато… Родственники?
– Нет, куратор.
– Куратор… Ты что, сирота?
– У меня бабушка есть.
Аделаида Егоровна отмахнулась от бабушки, как от детали несущественной.
– Кто твой куратор? Это он устроил тебя в интернат?
Но к этому моменту Агата дошла уже до стадии, которую бабушка называет «ослиное упрямство». Если бы сейчас ее попросили назвать свое собственное имя – ни за что бы не призналась.
– Посмотрите в карте, – сказала угрюмо.
– Там же ничего нет!
– Значит, и не надо.
Аделаида Егоровна хмыкнула так громко и выразительно, что класс опять притих. Агата со скукой смотрела на свечу.
– Что ты видишь? – вдруг спросила учительница.
– А?
– Что ты видишь в пламени?
Агата поморгала.
– Пламя…
– Ты видишь одну из стихий мира! – назидательно сказала Аделаида Егоровна. – Огонь! Какие стихии ты знаешь еще?