Дыхание земли - читать онлайн книгу. Автор: Роксана Гедеон cтр.№ 108

– Пока все спокойно, ваше сиятельство.

У Жанно был жар, довольно сильный жар, и выглядел мальчик плохо – худой, изможденный, с вытянувшимся личиком. Но я слышала его дыхание – ровное, без хрипов, без напряжения. Он не задыхался. Он дышал как обычно, как дышим все мы!

– Что же сделал герцог? – прошептала я, не веря своим глазам.

Сиделка живо ответила:

– О, мадам, оказывается, его сиятельство много чего умеет! У него есть какие-то порошки и травы, которые тут, в Бретани, не растут. Они сбивают жар и уменьшают боль. Мне кажется, к вечеру горячка вовсе пройдет.

– А что приказано делать вам?

– Промывать ребенку горло, а чуть позже – так и кормить его. Для этого на кухне самый лучший бульон приготовят.

Я упала на колени рядом с постелью, покрыла лицо сына десятками горячих поцелуев, смешанных со слезами. Мне не верилось, что все уже закончилось. И закончилось так хорошо. Ведь еще вчера этот тощий доктор из Ренна, не желая рисковать, бросил мальчика на произвол судьбы. Только благодаря Александру Жан остался жив. Александр не побоялся риска, не побоялся последствий… он сделал все, что мог, хотя никто ничего от него не требовал!

– Ты спишь, – проговорила я, снова и снова целуя Жана. – Маленький мой, как хорошо, что ты спишь!

Внезапная мысль пронзила меня: ведь я еще ни слова благодарности не сказала герцогу! Спохватившись, я выбежала на лестницу и на миг остановилась в замешательстве: честно говоря, от волнения я не сразу вспомнила, где находится комната Александра. Потом вспомнила, что рядом с моими апартаментами. Надо пойти к нему. С легким смущением я подумала, что еще никогда не бывала там, где он спит.

Я не хотела бы встретить на пороге Гариба, и мне повезло: индуса на своем обычном посту не было. Я толкнула дверь, и она открылась. Я вошла, взволнованно оглядываясь по сторонам.

Здесь, в этой спальне, было заметно увлечение античным искусством. Тонкие фаянсовые колонки, образующие в центре комнаты античный портик, служивший альковом, придавали помещению легкость. Античным искусством были навеяны и дверные росписи-арабески. Шелковые шпалеры выполнены по картонам Буше, изображающим «любовь богов», – то же самое, что я видела у себя. В остальном же и спальня, и ванная комната были обставлены и отделаны куда проще, чем прочие помещения замка, не говоря уже о моих покоях.

Я откинула полог и, затаив дыхание, увидела Александра.

Он спал на спине. Одна рука его была небрежно заброшена за голову, вторая откинута в сторону. Я видела крестик, поблескивающий у него на груди, его спутанные темные волосы. Мне так захотелось прикоснуться к нему, что я не выдержала: ладонь легла на его волосы, мягко зарылась в них и, осторожно наклонившись, я тихо поцеловала его в губы.

Он содрогнулся так, словно на него напали. Его рука машинально рванулась в сторону, к стулу, где лежали наготове пистолеты. Я, в первый момент испугавшаяся, теперь готова была рассмеяться. Александр взглянул на меня, и его рука опустилась.

– А вы живете словно на войне, – проговорила я с нежностью.

– Что вы здесь делаете?

– Целую вас. И благодарю. И еще…

Пеньюар слегка распахнулся, и взгляд Александра был устремлен туда, где кружева приоткрывали нежную упругость моей груди. Не успев договорить того, что хотела, я ощутила его руку у себя на талии. Он рывком прижал меня к себе так сильно, что я на миг почувствовала все его тело – напрягшиеся мускулы, теплоту кожи, даже его мужскую плоть. Уже очень давно я не ощущала так близко мужского тела, мужского запаха, всего мужского естества. Но он отпустил меня прежде, чем я смогла разобраться в чувствах, нахлынувших на меня.

– Я благодарю вас за Жана, – пробормотала я, опомнившись. – Да нет, благодарю – это такое слабое слово! Сударь, вы спасли не только его, но и меня… не знаю, будет ли у меня возможность хотя бы частично отплатить вам тем же.

– Не думайте об этом.

– Я не могу не думать. Я очень люблю Жана. И мне кажется…

Я на миг замолчала, потом, пытаясь придать голосу твердость, произнесла:

– Да, мне решительно кажется, что я и вас люблю.

Ласково улыбаясь, он ладонью зажал мне рот.

– Если только кажется, поостерегитесь говорить об этом.

– Почему?

– Потому что половинчатые чувства меня не устраивают.

Я ничего не ответила, слегка разочарованная его словами. Мне, честно говоря, хотелось бы услышать, что он тоже любит меня. Или, хотя бы, ему кажется, что он любит. Он никогда не говорил ничего подобного. Я вдруг поняла, что мне будет очень горько жить в этом доме, если я не услышу от него таких слов.

– Вы не слишком щедры, – произнесла я с досадой. – И не слишком великодушны.

– Это упрек?

– Да.

– Какая женская непоследовательность… Ведь только что вы говорили, что вас переполняет благодарность.

Шумный вздох вырвался у меня из груди.

– Да, благодарность, но ведь теперь мы говорим не о том… Теперь мы говорим не о Жане, а о нас.

– О нас? Какое редкое для вас слово!

Мне было не по душе то, что он насмехается надо мной именно тогда, когда я искренна. Ему удалось пробудить во мне чувства, но он, похоже, собирался мне слегка отомстить за то, что я была холодна, и поэтому подтрунивал. Я сейчас не находила с ним общего языка.

Он заметил мое разочарование и досаду. И сказал, целуя мне руку:

– Возможно, я не слишком отзывчив и вежлив сейчас. Прошу прощения. Признаюсь вам честно: мне хочется только одного…

– Чего же? – спросила я.

– Хорошо выспаться.

Я подавила вздох. Как это было некстати… Хотя, конечно, любой устал бы, ухаживая целую ночь за больным ребенком.

10 февраля я проснулась с удивительным ощущением того, что сегодня все должно измениться.

В окно уже заглядывала весна. Снег давно сошел, лужи высохли, и по земле стлалась нежная голубая дымка – первый признак того, что скоро начнется весенняя пахота. Из дома было видно, как переливчато серебрятся вербы над озером. А я… я чувствовала себя так, будто переживала лишь шестнадцатую весну своей жизни.

Неужели я влюблена, искренне и безоглядно, как девчонка? Нет, поверить в такое было бы слишком невероятно. И все-таки внутри у меня все пело от счастья – даже не счастья, а его сладкого предчувствия. Еще несколько месяцев назад я и предположить не могла, что настолько оттаю и оживу: с моей души словно сошла вся грязь и тяжесть, вся та жестокая накипь, что накопилась за годы революции. Время, проведенное в Белых Липах, такое необычно безмятежное и беззаботное, явно содействовало тому, что я перестала быть женщиной, которая ничего не боится. Я стала просто женщиной, я изменилась.