Черепу я сказал, что пошутил.
– Нехреновая шуточка, – оценил он.
У меня было предчувствие, что никто никогда больше не пойдет на этот холм: до него слишком далеко и нет ничего красивого в этих старых развалинах.
Филиппо кончил жизнь у Меликетти, в свином загоне, потому что обмен не состоялся и потому что яма перестала быть надежным тайником. Так они сказали. И ни при чем здесь ни властелины холмов, ни монстры, которых я себе воображал.
«Кончай ты с этими монстрами, Микеле. Монстров не существует. Людей надо опасаться, а не монстров». Так мне сказал однажды папа.
Как он мог такое сделать? Я бы никогда так не поступил.
Кошка, когда поймает ящерицу, играет ею, даже когда кишки ей выпустит и хвост оторвет. Тихонько следит за ящеркой, замирает, а потом хватает ее и забавляется, пока та не умрет, а когда она уже не шевелится, трогает ее брезгливо лапкой, та не шевелится больше, и тогда кошка еще раз смотрит на нее, а потом уходит.
Оглушительный металлический грохот разорвал тишину и заполнил все вокруг.
– Смотрите! Смотрите! – заорала Барбара, указывая в небо.
Из-за холма показались два вертолета. Две голубые железные стрекозы с надписями на боках: «Карабинеры».
Они пролетели прямо над нами, мы принялись размахивать руками и орать, и они одновременно развернулись, словно хотели убедиться, какие мы молодцы, а затем спланировали над самыми полями, пролетели над крышами Акуа Траверсе и исчезли за горизонтом.
Взрослых нигде не было видно. Автомобили стояли, где всегда, но их нигде не было.
Пустые дома с распахнутыми дверями. Мы бегали от одного дома к другому. Барбара была обеспокоена.
– У тебя есть кто дома?
– Нет. А у тебя?
– У меня тоже.
– Куда ж они подевались? – тяжело дыша, спросил Ремо. – Я даже на огород заглянул.
– Что будем делать? – спросила Барбара.
– Не знаю, – ответил я.
Череп шагал посреди дороги с руками в карманах и свирепым взглядом, словно наемный убийца в деревне призраков.
– Ну и наплевать. Так даже лучше. Я давно ждал, когда они все свалят в задницу. – И сплюнул.
– Микеле!
Я обернулся.
Сестра в майке и шортах со своими Барби в руке и Того, следовавшим за ней тенью. Я подбежал к ней:
– Мария! Куда подевались взрослые?
Она спокойно ответила:
– Они в доме Сальваторе.
– Что случилось?
Она показала на небо:
– Вертолеты.
– И что?
Прилетели вертолеты, и все выбежали на улицу, долго кричали, а потом ушли в дом Сальваторе.
– Зачем?
– А я откуда знаю.
Я посмотрел кругом. Сальваторе тоже не было.
– А ты чего здесь делаешь?
– Мама сказала, что я должна ждать ее здесь. Она спросила, куда уехал ты.
– И ты что ответила?
– Что ты уехал на гору.
Взрослые оставались в доме Сальваторе до самого вечера.
Мы ожидали их на улице, сидя на борту фонтана.
– Когда они закончат? – спросила меня Мария в сотый раз.
И в сотый раз я ей ответил:
– Откуда я знаю когда.
Нам было велено ждать, пока они закончат разговоры.
Барбара взбегала по лестнице и стучала в дверь каждые пять минут, но никто не открывал.
– О чем можно говорить так долго? – возмущалась она.
– Не знаю.
Череп ушел вместе с Ремо. Сальваторе, скорее всего, укрылся в своей комнате. Барбара уселась рядом:
– Наверное, что-то случилось.
Я пожал плечами.
Она посмотрела на меня:
– Ты чего?
– Ничего. Устал.
– Барбара! – Анжела Мура выглянула из окна. – Барбара, ступай домой.
Барбара спросила:
– А ты когда придешь?
– Скоро. Ступай.
Барбара помахала мне рукой и печально ушла.
– А когда моя мама выйдет? – спросила Мария у Анжелы Мура.
Та посмотрела на нас и сказала:
– Идите домой и поужинайте сами, скоро она придет. – И закрыла окно.
Мария отрицательно покачала головой:
– Никуда я не пойду, буду ждать здесь.
Я поднялся:
– Пойдем, так будет лучше.
– Нет!
– Пошли, пошли. Дай мне руку.
Мария скрестила руки на груди:
– Нет! Я останусь тут на всю ночь, мне все равно.
– Дай мне руку, ну-ка!
Она поправила очки и поднялась:
– Только спать я не буду.
– Ну и не спи.
И, рука в руке, мы вернулись в дом.
7
Они кричали так громко, что мы проснулись.
Мы уже ко всему привыкли. К ночным собраниям, к шуму, к разговорам на высоких тонах, к битью посуды, но на этот раз они уж очень громко кричали.
– Чего они так орут? – спросила Мария, лежавшая в кровати.
– Не знаю.
– А сколько времени?
– Поздно.
Была глубокая ночь, в нашей комнате стояла темень.
– Попроси их прекратить, они не дают мне спать, – пожаловалась Мария. – Скажи, чтобы кричали чуть тише.
– Я не могу.
Я пытался расслышать, о чем они говорят, но голоса смешивались в общий ор.
Мария перебралась в мою постель:
– Я боюсь.
– Они тоже боятся.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что кричат.
В этих криках слышалось шипенье разъяренных ящериц.
Ящерицы, когда не могут спастись бегом и чувствуют, что их вот-вот схватят, разевают пасть, надуваются и шипят, стараясь напугать тебя, потому что они сами тебя боятся, ты огромный, и последнее, что им остается, – попытаться спастись. А вдруг тебе неизвестно, что они добрые, что ничего плохого не делают и ты их не тронешь.
Дверь открылась. На мгновение комната осветилась. Я увидел темную фигуру мамы и за ней старика.
Мама прикрыла дверь:
– Вы проснулись?
– Да, – ответили мы хором.
Она зажгла лампу на комоде. В ее руке была тарелка с хлебом и сыром. Она присела на край кровати.