Ситуация ей понравилась. Она встала с кровати, чтобы более
тщательно исследовать комнату. Миллисент направилась сначала к одному из окон,
намереваясь глотнуть воздуха, так как в комнате было очень душно. Но ручка не
поддавалась, так же как не поддавались ручки и на других окнах: несомненно, они
нуждались в том, чтобы их смазали.
Тогда Девушка попыталась открыть одну дверь, но и в этом
случае ее попытка не увенчалась успехом. Итак, она была пленницей.
«Ну конечно же, — подумала она. — Это вполне
логично».
Попыталась открыть вторую дверь только для того, чтобы
очистить совесть, и, к своему большому удивлению, заметила, что дверь
открылась. Она вела в ванную.
Сгорая от любопытства, Миллисент вошла сюда и не была
разочарована. Здесь была огромных размеров ванна, вделанная в пол, точно такую
же заказала он и она сама, если бы могла позволить себе построить дворец в
арабском стиле.
Комната освещалась с помощью окон, расположенных высоко
вверху, которые казались прозрачными. Пленница, когда еще намыливала тело,
подумала, что если бы у нее было что-либо, по чему можно было взобраться вверх,
она бы, возможно, могла взглянуть на внешний мир. Поэтому она выбралась из
ванны, вся еще в мыльной пене, и вошла в спальную комнату. Но как только она
переступила порог, тут же резко остановились, оказавшись лицом к лицу с
барбарином (так, она знала, на Востоке называли рабов из Черной Африки).
Двухметровый негр церемонно держал на вытянутых руках желтую
тунику Миллисент. Только сейчас она поняла, что не видела ее нигде с момента
своего пробуждения. Несомненно, с прибытием ее сюда тунику с нее сняли, чтобы
постирать и погладить ее — какая любезность! Но нет! Туника была такой же
пыльной и мятой. А кто тогда раздел ее? Директор музея? И куда подевался этот
ученый? И куда они задевали ее трусики?
У негра их не было. Миллисент, обуреваемая этими мыслями, и
не вспомнила, что она была голой. Она взяла у слуги свою одежду и поблагодарила
его своей чарующей улыбкой. Он ушел с некоторым недоумением, которое она
уловила. Это напомнило ей о том, что она должна сполоснуться.
Закончив туалет, она подумала, стоит ли ей одеваться?
Конечно, решила она, ведь тунику ей возвратили. Перед отъездом из Лондона ее
предупреждали о чувстве стыда у арабов, и она приехала сюда не для того, чтобы
приводить их в смущение. Поэтому она оделась — дело оказалось несложным, так
как весь ее гардероб состоял теперь всего лишь из одного предмета. А ее
сандалии? С удивлением она обнаружила их около кровати. И они не были почищены.
Расстроившись, Миллисент почувствовала, что она голодна.
Тогда она подошла к двери, через которую вышел негр, и легонько постучала. Не
получив ответа, она снова улеглась на кровать. Ее потянуло ко сну и она,
казалось, готова была погрузиться в него, как вдруг почувствовала чье-то
постороннее присутствие в комнате. Она повернула голову и обомлела: Лоуренс
Аравийский лично стоял прямо перед ней.
Лоуренс, или, вернее, тот, кого представил актер Питер 0'Тул
в одноименном фильме. Соответствовало все: бледность кожи, худощавая фигура,
посадка головы, застенчивость и даже несколько нездоровый вид.
Миллисент поднялась и посмотрела на привидение с таким явным
восхищением и восторгом, что прибывший смущенно кашлянул. Он заговорил первым.
«Меня зовут Фавзи, — сказал он как-то неуверенно.
Легкий оксфордский выговор придавал его голосу какое-то очарование. —
Добро пожаловать в мою страну».
Миллисент обозначила легкий поклон, затем после некоторого
молчания решила, что теперь настала ее очередь нарушить его. Вместо того чтобы
представиться, она задала вопрос:
— Вы — шейх? Шейх Петры? Гость удивленно поднял брови.
— Я не думаю, что в Петре есть шейх, — ответил
он. — И потом, мы находимся в другом месте. Что касается меня, то я —
эмир.
Миллисент принялась внимательно рассматривать богатую одежду
эмира.
— Вы, вероятно, голодны, — сказал властелин,
возможно для того, чтобы положить конец этому настойчивому его изучению. —
Вы не доставите мне удовольствие разделить со мной завтрак?
Миллисент, сказать по правде, ожидала других просьб и
несколько растерялась, прежде чем ответить положительно. Но как только она
приняла приглашение, к ней снова вернулся аппетит. Кроме того, она была совсем
не против выйти из этой несколько душной комнаты, хотя, надо признать,
затхлость здесь чувствовалась значительно меньше после того, как властелин
песков наполнил ее ароматами благовоний, исходившими от него…
Через небольшой дворик он провел ее в огромный зал. На
столике для игры в бридж охлаждалось несколько яиц под маслом и стояли стаканы
с апельсиновым соком.
— Я предпочитаю арабскую кухню, — заявила девушка,
решив не давать навязывать себе чужую волю.
— Я хотел дать попробовать вам ее перед вашим
отъездом, — сказал он несколько неуверенно.
Миллисент замерла с открытым ртом.
— Моим отъездом? — удивленно воскликнула она.
Эмир поспешил объяснить:
— Да. Надеюсь, я не очень вас побеспокоил, могу
распорядиться, чтобы вас отвезли в гостиницу сразу же после того, как мы
закончим завтрак.
Миллисент падала с облаков. Она с недоверием посмотрела на
него, потом напрямую спросила: — Тогда зачем вы меня сюда взяли? В это же самое
мгновение ей на ум пришло объяснение. Он получил от нее то, что желал, пока она
спала. А теперь отсылал ее обратно. У нее захватило дух.
— Так вы не оставите меня в своем гареме? —
закричала она с такой болью в голосе, что ей самой стало жаль себя. Однако она
не поняла, испытывал ли то же самое эмир: его голубые глаза выражали лишь
досаду, и слова, которые он произнес, объясняли причину этого.
— Я благодарю вас за ваше предложение. Искренне
благодарю. Но вы должны понять, что мы, правители, ведущие оседлый образ жизни,
должны платить налоги, от которых уклоняются наши соотечественники-кочевники.
Администрации удается накладывать руки только на нас, и тогда нам приходится
несладко.
Миллисент не понимала, какое отношение лично к ней имеют
налоговые проблемы, и она с недоумением взглянула на эмира. Тогда он попытался
оправдаться:
— Новый налог добавился к тем, которые уже взимаются с
импорта иностранных женщин. Эта роскошь стала поэтому совсем нам не по карману.
Миллисент не верила своим ушам.
— И поэтому вам было достаточно одной ночи, —
возмутилась она. — И какой ночи! С девушкой, которая находилась в забытьи!
На этот раз араб удивился. Затем забавная улыбка появилась
на его лице.
— Будьте полностью уверены, синьорина, что ничего
плохого вам не было сделано и не будет сделано, пока вы находитесь под моей
защитой. Я — джентльмен, — добавил он после некоторой паузы, чтобы
показать, какая обида ему была нанесена.