– Кстати, а как с моей теорией естественного освещения? Вы уже провели аэрофотосъемку всех подходящих садов и двориков в городе?
– У нас возникли с этим объективные сложности, – покачал головой Бакстер. – Площадь города превышает двести квадратных миль. Домик художника или убийцы может находиться где угодно. Его могли оформить на подставных лиц. Даже если мы найдем подходящий сад, нам вряд ли удастся повесить его на одного из наших подозреваемых.
– Художник не станет уезжать далеко всякий раз, когда ему захочется написать новую картину из серии. Человеку несвойственно взваливать на себя лишний труд и неудобства. Отвести подозрения от собственного жилья – это да. Но забираться слишком уж далеко от него – вряд ли.
– А ведь верно! – подал голос долго молчавший Ленц. – Браво, Джордан.
– Уитон и Гейнс живут поблизости от университета. Фрэнк Смит – на окраине Французского квартала. Почему бы не провести аэрофотосъемку этих мест и прилегающих окрестностей? И захватить попутно проспект Садов. Получив на руки гору снимков, мы их отсортируем, выделив неприметные, обнесенные стенами дворики и сады, где художник вполне мог бы создать все эти картины, не испытывая недостатка в естественном свете.
– Гляньте на Новый Орлеан с вертолета, – посоветовал мне Бакстер. – Хоть разок. Здесь такая буйная растительность, что вы и половины города не рассмотрите из-за густых крон.
– Господи, тогда обзаведитесь планами архитектурной застройки города! – воскликнула я. – Перетрясите все бумаги о собственности! Наверняка обнаружится ниточка, которая приведет нас к одному из подозреваемых!
Бакстер окинул суровым взглядом зал, и несколько любопытных голов мгновенно спрятались за мониторами компьютеров.
– Все делается, Джордан, не надо так волноваться, – проговорил он негромко. – Еще бы выяснить, какого черта Уитон наведывался к Фрэнку Смиту по вечерам…
– Завтра мы это узнаем, – сказал Джон уверенно. – А пока расходимся?
Я видела по его глазам, что он хочет вернуться в отель вместе со мной. И готова была простить его сумасбродную версию в отношении Талии Лаво. Но у Бакстера имелись свои планы.
– Джон, возьмешь на себя руководство вертолетами, которые ведут аэрофотосъемку. Если приступишь прямо сейчас, утром уже получишь первые снимки.
Джон не стал спорить с Бакстером, хотя понимал, что тот вполне мог найти для этой работы другого человека. Он лишь устало кивнул, глянул на меня и виновато пожал плечами.
– Когда мы снова пойдем к Смиту и Уитону? – спросила я.
– Мы встречаемся здесь в восемь утра, – отозвался Бакстер. – Агент Трэвис отвезет вас, мисс Гласс.
Он уже не называл ее «Венди» в моем присутствии. Бакстер, старая лиса, явно почувствовал, что между мной и Джоном что-то произошло.
– В восемь так в восемь…
Мне вдруг захотелось чмокнуть Джона в щеку на виду у всех. И стоило трудов удержаться. Возможно, он был к этому не готов.
– Если хотите чего-то добиться аэрофотосъемкой, – небрежно бросила я Бакстеру, – задействуйте для начала термокамеры. Кирпич и камень гораздо холоднее листвы. Так вы отсеете зерна от плевел. А утром снимите все то же самое в инфракрасном свете, чтобы насытить данные термосъемки деталями. В девять двадцать солнце поднимется над горизонтом примерно на тридцать градусов, а облачный покров будет еще не так мешать. Это наилучшее время для чистовой съемки.
Они, пораженные, переглянулись.
– Спокойной ночи, ребята, – помахала я им рукой и скрылась за дверью, где меня поджидала Венди.
19
Утром, едва выглянуло солнце, над Новым Орлеаном, накануне обмытым обильным дождем, поднялся туман. Воздух стоял тяжелый и влажный, на лицах даже легко одетых людей выступал пот. Я проснулась от звука надрывавшегося телефона. Сняв трубку, узнала, что доктор Ленц все-таки хочет, чтобы я присутствовала при втором допросе Роджера Уитона. Я ума не могла приложить, с чего вдруг, но, разумеется, сразу согласилась. У парадного крыльца штаб-квартиры толпились журналисты. В утренних теленовостях шериф округа Джефферсон сообщил общественности, что его ведомство в тесном сотрудничестве с ФБР выявило ряд лиц, подозреваемых в причастности к непрекращающимся похищениям женщин в Новом Орлеане. Попутно он рассказал о последнем случае – с Талией Лаво, – и в городе поднялась очередная волна паники.
На сей раз мы отправились для разговора с Уитоном не в университетскую галерею, а припарковались на Одюбон-плейс – по соседству со студенческими общежитиями, – где Роджер Уитон жил со времени приезда в Новый Орлеан. Одюбон-плейс считалась почти столь же престижным местом, что и Сен-Шарль-авеню, с которой пересекалась. Все дома здесь имели длинные подъездные аллеи с будками и массивные железные ворота. Роджер Уитон занимал особнячок какого-то именитого профессора, уехавшего работать за рубеж. Выглядел он внушительно, а принимая во внимание его расположение, тянул как минимум на два миллиона долларов. Но это здесь. В Сан-Франциско точно такой же дом стоил бы уже девять.
Мы с Джоном и Ленцем приблизились к крыльцу. Но прежде чем успели позвонить, дверь распахнулась и на открытую веранду вышел Роджер Уитон собственной персоной.
– Час назад я видел по телевизору новости. Насчет Талии – это правда?
– Правда, – подтвердил Джон. – Мы можем войти?
– Разумеется.
Уитон провел нас через просторный холл в роскошно обставленную гостиную. Его длинные космы и домашний халат как-то не вязались с окружающей обстановкой. И только белые перчатки, пожалуй, соответствовали ей. Он походил в них на богатея, который вчера поздно ночью вернулся с бала и догадался стянуть с себя смокинг, но, позабыв про перчатки, так в них и заснул. Впрочем, мы-то знали, что в случае с Уитоном перчатки не украшение, а суровая необходимость… этакая невесомая броня, оберегающая его сверхчувствительные руки от дуновения даже слабенького прохладного ветерка. Мы с Джоном опустились на диван напротив художника, а Ленц придвинул к себе стул.
– Здравствуйте, господа, – наконец поприветствовал нас Уитон. Лицо его было усталым и печальным. Но тут он обратил внимание на меня, и взгляд его потеплел: – Будете фотографировать?
– С вами работать – одно удовольствие.
– Просто мы возвращались с места происшествия… это не имеет отношения к нашему делу… И нам с Джоном было неловко оставить агента Трэвис ждать нас в машине.
Агента Трэвис?! Выходит, сегодня я агент Венди Трэвис?.. А кстати, какого черта Ленц меня сюда позвал? Неужели моя первая очная ставка с Уитоном его не удовлетворила?
– Господа, позвольте вопрос, – медленно, словно тщательно подбирая слова, проговорил Уитон. – У вас действительно есть основания полагать, что Талию похитил тот же самый человек, на совести которого и все прочие жертвы?
– Мы так думаем, – уклончиво ответил Джон.