Чисто семейное дело - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Федотова cтр.№ 113

Но не стоит обольщаться. Единственный способ взять власть в Рун-Фьорде — убить Улафа. Уверен, и кормчий Рольф, и другие люди это понимают. Но понимает ли жена ярла? И что скажет она, если я прикончу рожденного ею человека? Родная кровь есть родная кровь, с этим ничего не поделаешь… С другой стороны, насколько я знаю мать, для нее, как для хозяйки Рун-Фьорда, очень важно, чтобы у власти остался именно наш род, ради этого она готова пойти на многое… Какая-то грязная история получается. Неприятно думать. И братоубийство до добра не доводит. У меня давно уже своя жизнь, своя судьба и другие родные, те, кто мне по-настоящему дорог… Допустим, отвоевал я Рун-Фьорд, стал ярлом — а дальше? Осесть в «отчем доме», завести жену с детьми и промышлять морскими набегами в лучших традициях рода? Идиотизм! Зачем мне чужие и чуждые заботы?..

Философское отступление, специально для профессора Донавана. Замечаю я вот что: чем цивилизованнее, образованнее и культурнее становится существо, тем сложнее ему жить на этом свете. Раньше все было просто: убей ты, пока не убили тебя, кто силен, тот и прав. Теперь все иначе. Теперь у меня сомнения, колебания и прочие побочные эффекты духовного прогресса. Порой мне начинает казаться, что я перестаю быть настоящим воином…

Должен сказать, за последние дни на меня свалилось слишком много проблем, как морально-этического, так и прикладного свойства. Впрочем, все они будут актуальны лишь в том случае, если мы сможем спасти Мир. Может, плюнуть, и не спасать?

Пожалуй, надо просто не думать об этом больше, и будь что будет…

…Хельги врал, врал безбожно, прежде всего самому себе. Старательно делал вид, что вопросы семейные его совершенно не волнуют, и на отцов — живого и покойного — ему наплевать с высокой башни, равно как и на Рун-Фьорд: станет ярлом братец Улаф или кто другой — дескать, какая разница, наплевать и забыть, а его задача — спасать Мир, не распыляясь на разные мелочи.

Примерно такой ответ получила Энка, когда снова полезла с вопросами, теперь уже прямыми: собирается он в Рун-Фьорд или нет?

Что за глупость?! Какого демона тратить на это время?! Зачем ворошить давно забытое прошлое теперь, когда у него совсем другая жизнь, совершенно иные приоритеты?! Пусть люди фьорда сами утрясают свои проблемы. Его, урожденного сприггана, ненавистного подменного сына, они вовсе не касаются…

Так он врал, а у самого в ушах как наяву звучали слова незнакомого фьординга: «…И мать ваша из двоих сыновей своих поддержит подменного…»

…Дети человечьи устроены так, что первые годы жизни начисто уходят из их памяти. Спригганы — другие. Они помнят все, едва ли не с момента рождения. И уж точно — со дня подмены. Помнил и Хельги.

Она не любила его — не могла простить утраты того, другого. Но иногда брала на руки — и ему становилось тепло, мягко и спокойно. Она кормила его своим молоком — он ел, орал и кусался, потому что вкус был мучительно гадким, но голод заставлял пересиливать отвращение. Если никто не видел, она плакала в эти минуты, гладила его по спине и называла «бедным маленьким чудовищем», и от прикосновений ее, от знакомых звуков голоса делалось легче…

«Не бей его, — говорила она мужу, бесстрашно останавливала тяжелую руку, — не смей! Разве тебе неизвестно: сколько раз ударишь подменыша — столько и будет бито твое родное дитя!» Так говорила она, но Хельги верил: это только слова, и защищает она не пропавшего годы назад родного сына, а выросшее у нее на руках чудовище.

Когда он сказал свое первое слово, она в ужасе ударила его по губам, потом принялась трясти за плечи, хлестать наотмашь: «Не смей! Не смей так меня называть!» А он только громче орал: «Мама!», потому что по-другому не умел. Но ей казалось — назло. Она почти убила его в тот раз. Спас, как ни странно, ярл. Выхватил ребенка из рук обезумевшей жены и отшвырнул в угол. И все те дни, что он провел между жизнью и смертью, она не отходила от него ни на шаг, не сомкнула глаз ни на минуту…

А потом мучила, мучила безжалостно рассказами о брате Улафе. Каким бы он рос замечательным, смелым, сильным и умным, каким великим воином должен был бы стать, если бы не злая судьба… Из всех мальчишек фьорда… да что там фьорда! — из всех детей Севера Хельги был самым метким стрелком, самым лучшим пловцом, самым выносливым гребцом. И не в природе нечеловечьей дело было, а в стремлении доказать. Из всех состязаний он проиграл только два, и то только потому, что накануне, по стечению обстоятельств, папаша избивал его так, что больно было шевелиться. С девяти лет он шел в бой наравне со взрослыми — и те признавали это. Он был первым всегда и во всем, за одним исключением: сколько бы ни старался, не мог превзойти братца Улафа — того, каким тот должен был бы стать…

«Вот, принес твоего выродка, — сказал ярл, свалив безжизненное тело подменного сына у ног жены. — Начинай готовить тризну, на этот раз точно не выживет». И Хельги мучительно хотелось ответить «не дождетесь!», но жуткая боль в пробитой насквозь груди не давала даже дышать. И снова жена ярла проводила бессонные ночи у его изголовья, и глаза ее были красными от усталости и слез… И она же несправедливо и жестоко попрекала его потом, втолковывала, что уж братец-то Улаф никогда так глупо не подставился бы под стрелу…

Так они и жили демонову дюжину лет. И все эти годы Хельги надеялся, что настанет однажды день, когда мама поймет и оценит, и, может быть, полюбит…

Неужели мечта начала сбываться? Но зачем так поздно, когда это уже не имеет никакого значения? Зачем братец Улаф оказался тварью настолько гадкой, что от него готова отвернуться родная мать? Зачем не оправдал ее надежд, не вернул потерянное счастье?.. Разве он достоин жить после этого? Но какую мать обрадует гибель родного сына?

А предательство сына подменного? Наверное, ей было плохо в те минуты, когда она говорила с кормчим Рольфом, тяжело давались роковые слова… Очень страшно пережить разочарование в самом любимом существе да еще открыть свои чувства постороннему. Боги дали жене ярла одного сына, но судьба — двоих. Родной подвел ее, оказался не тем, в кого она верила, кого ждала долгих тринадцать лет… Теперь она вынуждена рассчитывать на второго — того, которого вырастила и вскормила собственным молоком… Того, кто тоже подведет ее, потому что у него другая родня, другие приоритеты, и на прошлое ему плевать с высокой башни… Зачем вообще нужны такие сыновья?

— Прекрати себя изводить, — потребовала Меридит. Она слишком хорошо знала брата по оружию, чтобы поверить его бессовестной лжи. — Ты никому и ничем не обязан. Смотри на жизнь проще. Спасем мир — а там как карта ляжет. Будет настроение — сгоняем на Север, не будет — пошлем их всех подальше, фьордингов твоих. Чего ты зациклился?

«И то верно», — сказал себе Хельги, но навязчивые мысли не ушли бесследно, прокрались в сны. По ночам подменный сын ярла то убивал братца Улафа, жестоко и кроваво, при помощи чугунной сковороды, то убегал от покойного отца, преследовавшего его с целью прилюдно выдрать ремнем, то играл в кости на деньги с отцом новообретенным и раз за разом выигрывал. А по утрам корил себя: разве такие сны достойны воина?