Мыши - читать онлайн книгу. Автор: Гордон Рис cтр.№ 9

В госпитале мне было на удивление спокойно. Я полюбила его размеренный распорядок (чашка чая в три пополудни, визиты родственников с пяти, ужин в семь); полюбила медсестер в накрахмаленной белой форме, которые всегда останавливались у моей койки, чтобы поболтать со мной, самой юной пациенткой. Я даже полюбила острый хвойный запах дезинфицирующего средства, который витал повсюду, и фоновую музыку, которую включали ближе к вечеру, — эти нежные обволакивающие мелодии прошлых лет расслабляли и несли покой. Мне было приятно в компании моих соседок, которые суетились вокруг меня, смешили своими грубоватыми шутками и сленгом. Они отчаянно баловали меня, угощая конфетами и шоколадом, которые им приносили родственники, и не принимали никаких отказов на этот счет.

В палате было много других мышей — может, поэтому я чувствовала себя здесь как дома. На соседней койке лежала Лаура, мышь пятидесяти одного года, муж избил ее бейсб ольной битой за то, что у нее подгорел обед. Напротив лежала восемнадцатилетняя Беатрис, чей добродушный юмор никак не вязался с туго перебинтованными запястьями. Мы все были связаны одной общей тайной, которую я с горькой иронией называла братством мышей. В душе я посмеивалась, когда представляла себе всех нас, с эмблемами нашего братства на груди: мышь в мышеловке, со сломанной шеей, и внизу наш девиз: «Nati ad aram» — рожденный с геном жертвы. Неужели это и было наследством, которое мне оставила мама?

Сидя в кровати, листая журнал или лениво рисуя в блокноте, я была спокойна и с оптимизмом смотрела в будущее. В своем садистском желании причинить мне боль, Тереза, Эмма и Джейн в конечном итоге навредили себе. Их наверняка ожидало уголовное преследование — и не исключено, что тюрьма. По крайней мере, из школы их бы точно отчислили. В любом случае, из моей жизни они должны были исчезнуть навсегда. А я вернулась бы в школу, к повседневным делам и заботам.

Повседневность! Что может быть лучше этой рутины? Мне казалось, что в ней и есть счастье.

Мой оптимизм начал таять вскоре после того, как меня выписали и я вновь оказалась в семейном доме, в окружении мрачных воспоминаний о рухнувшем браке родителей и предательстве лучших подруг.

К нам приходил инспектор полиции, который сухо информировал о том, что они не собираются передавать в суд уголовное дело в отношении трех девочек, которых я «обвиняю» (слово «обвиняю» прозвучало так, будто я лгу!). Как он объяснил, не хватает доказательств. В самом деле, никто из учеников не был свидетелем того, что они подожгли мне волосы. Родители младших школьниц — которые хотя бы видели, как меня швырнули об дверь, — ясно дали понять, что не позволят втягивать их дочерей в уголовный процесс. Нет никакой перспективы выиграть дело в суде, если только одна из девочек не даст показания против двух других, но я-то знала, что быстрее наступит второе пришествие, чем случится нечто подобное.

Через неделю или чуть позже пришло письмо от директора школы. Мы с мамой прочитали его вместе за завтраком. Письмо начиналось с пожеланий скорейшего выздоровления от имени всех учителей и учеников (всех ли?), за которыми следовали куда более неприятные новости. Проведя «тщательное расследование», писал директор, он не нашел никаких объективных доказательств, которые могли бы подкрепить мои «голословные утверждения». Все три девочки «упорно отрицали» кОмпанию (еще и с ошибкой!) травли в отношении меня и заявляли о том, что «не в курсе» того «неприятного инцидента», имевшего место двадцать третьего октября. Он получил «заявления» от родителей трех девочек, «убедительно доказывающие их невиновность», что также подтверждается решением полиции не передавать дело в суд в связи с отсутствием состава преступления. В связи с этим «педсовет школы решил не предпринимать мер дисциплинарного воздействия в отношении Терезы Уотсон, Эммы Таунли и Джейн Айрисон».

В продолжении было сказано, что школа проводит эффективную политику по пресечению всякого рода травли среди учеников и гордится своей незапятнанной репутацией. Он выражал надежду на то, что мама не станет предъявлять иска к школе, но если это все-таки случится, все обвинения будут «законно опровергнуты». Последний абзац привожу дословно:

Мы очень ждем скорейшего возвращения Шелли в наше сообщество. Нам, разумеется, не стоит лишний раз напоминать вам о том, что для Шелли этот год исключительно важный, поскольку в июне ей предстоит сдавать экзамены, а посему следует принять все возможные меры к тому, чтобы ее отсутствие в классе не затягивалось.

Так, значит, мало того что не будет никакого уголовного преследования, их даже не отчислят из школы — им вообще не светит никакого наказания за то, что они сделали со мной!

Есть люди, которые устроили бы в школе скандал и порвали это письмо на глазах у директора; есть люди, которые обратились бы в прессу, и вскоре название школы и имя ее малодушного директора красовались бы на первых полосах газет; есть люди, которые привели бы к себе в дом местное телевидение, чтобы заснять шрамы на моем лице и шее. Есть люди, которые сделали бы все, чтобы девочки понесли заслуженное наказание и об их зверствах узнала вся страна…

Только вот мы были не из их числа. Мы — мыши. Кротко и смиренно мы поблагодарили инспектора полиции за участие и согласились с тем, что дело закрывается. Безропотно мы приняли решение директора не применять мер дисциплинарного воздействия к трем девочкам. Мы смирились, мы подчинились, мы промолчали, мы ничего не сделали, потому что мыши слабовольны и привыкли к покорности.

Ко второй неделе ноября я уже не испытывала ни физической боли, ни дискомфорта. И уже ничто не мешало мне вернуться в школу. Разве только то, что меня там ждали Тереза, Эмма и Джейн. И если эти трое снова подкараулят меня… что они сделают на этот раз?

Пока мама была на работе, я слонялась по дому. Сидела перед зеркалом, тщетно пытаясь что-то сделать со своим бобриком на голове. Стрижка мне совсем не шла — с ней я была похожа на мальчишку, голова казалась слишком большой в сравнении с плечами, топорщились уши, которые я всегда ненавидела. С особым отвращением я разглядывала лоб и шею, в следах от ожогов, которые затянули мою бледную кожу коричневой паутиной (почему они не бледнеют? Доктор сказал, что они побледнеют!).

И мысли вновь и вновь возвращались к балке под потолком гаража, поясу банного халата…

А потом пришла самая радостная новость. Директор, ошибочно посчитав наше молчание вызовом и опасаясь дурной огласки, снова прислал нам письмо. На этот раз в письме содержалось предложение: если мама согласится не подавать судебный иск против школы и не обсуждать «инцидент от двадцать третьего октября» с любыми средствами массовой информации (включая газеты, телевидение, радио и Интернет), мне можно было не возвращаться в школу. Вместо этого школа договорится с местными органами образования о предоставлении мне домашних учителей, которые будут готовить меня к летним экзаменам, которые мне тоже можно будет сдать дома. Кроме того, они будут настоятельно рекомендовать экзаменационной комиссии повысить полученные мной за курсовые работы баллы на десять процентов, с учетом «сложных обстоятельств, в которых эти работы были подготовлены (но за которые школа не несет никакой ответственности)…».