Мыши - читать онлайн книгу. Автор: Гордон Рис cтр.№ 25

Я приготовила большую порцию кофе, заварив шесть ложек вместо привычных четырех, — решила, что нам не помешает как следует взбодриться перед наступающим рабочим днем. Кофейник и чашки я отнесла в столовую. Мне не хотелось оставаться на кухне. И не только потому, что свет, бивший в незанавешенное окно, был слишком ярким для моих воспаленных глаз. Мне почему-то казалось, что ночная схватка все еще продолжается, все так же сыплются удары ножа, слышатся крики, совсем как в фильме, который безостановочно крутят в пустом зале кинотеатра…

Было начало девятого, когда мама спустилась вниз, одетая в темно-синий костюм, с портфелем в руке, готовая к работе. Я поразилась тому, как умело она замаскировала синяк на лице. Она сделала примочку на глаз, и воспаление заметно спало, потом нанесла серые и фиолетовые тени, которые идеально затушевали следы избиения. Вмятину на щеке она густо замазала тональным кремом, зачесала волосы вперед (обычно она заправляла их за уши) для усиления эффекта. Только при ближайшем рассмотрении можно было догадаться, что ее сильно ударили по лицу.

— Твой глаз выглядит просто потрясающе, мам, как тебе это удалось?

— Я не всегда была противницей макияжа. Когда-то и мне было шестнадцать. — Она попыталась подмигнуть мне, но от боли в ее глазах выступили слезы.

Она села к столу и шумно отхлебнула кофе.

— Как твоя шея, не лучше? — спросила она.

— Еще болит. Особенно когда глотаю. Я думаю, там что-то сместилось.

Мама с тревогой посмотрела на меня:

— Я тебе куплю кое-что в городе.

— Не думаю, что пилюли от кашля помогут, — сказала я, пытаясь сдержать внезапное раздражение. — Мне нужно показаться врачу.

— Если не станет легче, мы сходим к врачу, но это рискованно, Шелли.

— Не знаю, как я сегодня выдержу, мам, — заныла я. — Я так устала! Может, позвонить Роджеру и миссис Харрис и сказать, что я заболела?

— Ни в коем случае! — рявкнула она так строго, что у меня запылали щеки. — Сегодня нам нельзя ни на шаг отступать от привычного распорядка — мы должны жить как обычно. Если полиция начнет задавать вопросы, тот факт, что сегодня ты отменила занятия или я не пошла на работу, как раз и вызовет у них подозрения.

Она тепло улыбнулась мне, сжала мою руку, и я поняла, что она просит прощения за неожиданную резкость.

— Я знаю, что тебе будет нелегко, Шелли, но ты справишься, я в тебе не сомневаюсь.

Я возмущенно молчала. Мне не хотелось, чтобы она шла на работу. Мне не хотелось оставаться дома одной. Когда в саду закопано это.

— Мама? — решилась я произнести то, что беспокоило меня все утро. — Как ты думаешь, тот фермер видел нас?

— Видел, определенно видел, — ответила она. — Но не думаю, что он видел, чем мы занимаемся, если ты понимаешь, о чем я. Он был слишком далеко и ехал довольно быстро. Он просто видел, как две женщины копаются в саду, пусть даже и в халатах, — вот и все, обычное дело. Во всяком случае, в деревне.

Я улыбнулась, испытывая облегчение от ее невозмутимости. Моя улыбка непроизвольно трансформировалась в смачный зевок.

— Господи, у меня глаза слипаются!

Мама взяла меня за подбородок и вгляделась в мое лицо:

— У тебя глаза очень красные. Если Роджер или миссис Харрис что-нибудь спросят, просто скажи, что вчера вечером мы выпили слишком много вина, празднуя твой день рождения, и сегодня ты страдаешь от похмелья.

— Неплохая идея, — сказала я. — Тем более что именно так я себя и чувствую.

Мама допила свой кофе, все это время нервно поглядывая на часы, потом заерзала на стуле, собираясь с мыслями, и это был верный признак того, что она готовится сказать мне что-то важное («Шелли, дорогая, твой папа хочет развода…»). Она сжала мою руку и заглянула мне в глаза:

— Послушай, Шелли, я не знаю, что случится сегодня. Коттедж я привела в порядок, насколько сумела, так что с этим проблем не будет, но постарайся, чтобы на кухню никто не заходил и не поднимался наверх ни при каких обстоятельствах. Если… — и она еще крепче сжала мне руку, — если полиция все-таки придет, сразу же позвони мне. Скажи им, что мама уже едет и будет в течение часа. Не впускай их в дом — даже если у них будет ордер. Они подождут, я уверена, что они подождут. Но если худшее все-таки произойдет и тебя арестуют, не говори ничего и никому — ты слышишь меня? Отказывайся отвечать на любые вопросы. Если хочешь, можешь сказать им, что ты выполняешь мой приказ. — С этими словами она встала из-за стола. — Я должна идти. Нельзя опаздывать.

Я осталась сидеть, все еще в шоке от ее слов: если худшее все-таки произойдет и тебя арестуют… тебя арестуют… тебя арестуют…

— Будь храброй, — сказала мама. — Все образуется, вот увидишь. Поговорим вечером.

Я вяло помахала ей вслед, но она не оглянулась и не послала мне приветственный салют. Она сгорбилась за рулем, ее мысли были полностью сосредоточены на проблеме, которую поставила перед ней прошлая ночь. Наша милая рутина была нарушена — мы не позавтракали вместе на кухне, не поцеловались на пороге. Я не сказала ей, чтобы она была внимательна в дороге, как делала обычно. Все изменилось. Все менялось в нашей жизни: если худшее все-таки произойдет и тебя арестуют…

Я уже собиралась закрыть дверь, когда почувствовала это. Странное ощущение, холодком коснувшееся моей левой щеки, чувство неловкости, заставившее сосредоточиться на том, как я стою, как лежат мои руки, какое у меня выражение лица. Ощущение того, что за мной наблюдают.

Я окинула взглядом деревья и кусты, обрамлявшие гравийную подъездную аллею, зияющую пустоту открытого гаража со стремянкой и канистрой машинного масла, живую изгородь справа, на границе с фермерскими полями, но никого не увидела. Слева от меня тянулся бордюр из цветов и кустарников, за которым просматривался аккуратно подстриженный газон.

И зловещий холмик овального розария.

Ради всего святого, он же мертв! Он мертв!

Я резко захлопнула дверь и дрожащими руками накинула цепочку.

Я до сих пор не понимаю, как мне удалось прожить тот день.

После отъезда мамы я сидела за обеденным столом, обмякшая, как марионетка с оборванными нитями. Я просидела, должно быть, часа два, вновь и вновь переживая перипетии прошлой ночи, с той самой минуты, как я проснулась, и до рокового удара по черепу грабителя разделочной доской.

Видимо, мой разум, будучи не в силах объять страшную картину происшедшего, был вынужден возвращаться к тем событиям в отчаянной попытке осмыслить их. У меня не было сил сопротивляться этому, и я, как зомби, сидела, уставившись прямо перед собой в пустоту, в то время как перед моим мысленным взором разворачивалась агония смертельной схватки, причем в замедленном темпе. И когда со смертью грабителя наступал конец, все начиналось заново.