Обреченные - читать онлайн книгу. Автор: Эльмира Нетесова cтр.№ 20

— А чего ему брехать? Он Шаману давал читать заявление всех баб деревни, которые говорили про деда доброе, вступились за него на суде и даже Сталину это заявление посылали. Но суд не стал ждать. И старика сюда согнали. А бабы в заявлении пишут, что он им всем жизни сберег. Таких награждать надо и низко в пояс им кланяться.

— Поди, сам насочинял? — не верила Зинка, вспомнив Митьку.

— Да он ни одной буквы не знает, если б Шаман не прочел, не знал бы, что про него написано. У него копия. Оригинал — в Москве. Но видно, там тоже читать некому стало, — вздохнула Акулина тяжело и продолжала:

— Мало было его старого взять. Даже сына — фронтовика, вместе с женой и детьми, как изменников Родины. Сын его ни сном, ни духом, день назад с госпиталя после контузии… Демобилизовали его уже за границей. Вернулся. А его ночью накрыли… У него одних орденов и медалей больше десятка. Да кто с этим разбирался?

— Да уж точно! Кому есть дело до чужой судьбы? Всяк своей шкурой дорожит, — вставила Лидия.

— А откуда у него каракулевый воротник? Небось не на свои гроши купил? Поди-ка немцы дали?! — не верила Ольга.

— Премировали его до войны. За работу в лесу. Вот и остался воротник памятью, от звания человечьего. Больше ничего нет, — выдохнула Акулина.

— То-то его сын без матюгов разговаривать не умеет. И власти по- черному кроет, — вспомнила Лидка.

— На его месте, как иначе? — удивилась Ольга и добавила:

— Знать, не зря, наши мужики, понаслушавшись, подобрели к новым. Они, как и мы, ни за хрен собачий сюда влипли…

— Не скажи. Есть средь них один. Фамилия паскудная. Как клеймо — Комар. Так он и впрямь душегуб. В полицаях всю войну был. В самой Белоруссии. Детей партизанских в заложники брать помогал. И держал, покуда родители не объявятся. Там был отряд дяди Коли. Так даже троих детей командира этого отряда он своими руками пострелял на мосту. Выслуживался…

— А ты откуда знаешь? — спросили Ольгу бабы.

— Лидкина квартирантка рассказывала. Сама. И говорила, что все они этого Комара ненавидят. В пути не то ругались, до драк доходило с ним. Он хоть и старый, а жилистый тот Комар, И сыны его копия. Полицейские образины. Почему и нынче никто им строиться не помогает, не садится рядом, не разговаривают с ним.

— Ас чего он полицаем стал? — поинтересовалась Ольга.

— До революции земли того села его собственными были. Да забрал их колхоз под поля. Комар терпел, но молчал. А когда немцы пришли — он и высунулся, объявился, как говно в проруби. Всех коммунистов, комсомольцев, активистов в один день помог немцам переловить. И расправиться…

— Так за свое — отнятое! Это и понятно! А ты, что, за грабеж в ноги бандюгам кланялась бы? — не сдержалась Зинка и продолжила:

— Когда б у вас отняли кровное, с чем срослись, что кормило вас, я б поглядела, как с ворами поступили, дай вам волю! А нынче кости перемываете тому, кто на земле хозяином был! Отплатил за свое, как сумел. Теперь ему и отойти не будет горько!

— А дети при чем, партизаны?

— Иди ты, Акулина, знаешь куда, иль подсказать? Кого эти партизаны защищали? Тебя иль меня? Власть! Какая и нас, и его

гробила, обокрала! И дети партизанские — копия родителей. Яблоко от яблони далеко не укатится. Так что нечего человека на мослы ставить. Он свое праздновал. И вряд ли о том жалеет. Да и чем они друг от друга отличаются? Ничем! Не верю, что кого-то уговорили помимо воли. Попробуй кого из нас уломать? Ни хрена! А за свой дом и поля, я тоже в нашей деревне не с одного шкуру бы спустила до самой задницы! — кипела Зинка.

— Пока с нас спускают. И не одну шкуру. Охолонь, — успокаивала Зинку Лидия.

— Да будет вам, бабы! Чего мы делимся, на виноватых и честняг? Все тут сдохнем. Одна по нас память — ссыльные. И никто не станет ковыряться, кого за что сюда пригнали, — усмехнулась Ольга и позвала вытаскивать сети.

Вечером Ольга подозвала Лидку и сказала, что ее зовет Шаман. Баба вошла в дом, тихо постучав.

— Входи! — отозвался Виктор и, придвинув бабе табуретку, предложил присесть.

— Ну ты знаешь, что с почтальонов тебя Волков скинул за побитого милиционера. Знаю, трудно тебе на лову. Не под силу. И община предлагает облегченье. Займись харчами. Общими. На-вроде кладовщика. Уж не знаю, что происходит, но харчи на глазах тают. Хоть и людей немного прибавилось. Так-то мы и ползимы не протянем. Голодовать начнем. Побереги общее. Для всех. Прошу. Тебе больше других верю. Но о том — никому. Особо — новым. Вора поймать надо не предупреждая. Поняла?

— И надолго это? — поинтересовалась Лидка.

— Пока не знаю. Но и своим, нашим не делись, — попросил Шаман.

Лидка, сказавшись больной, завалилась в постель засветло. А едва

стемнело, выскользнула из дома. Притаилась у землянки, от которой, как на ладони, все село видно.

Вслушиваясь в разговоры, смех, брань, плач усольцев, в затихающие голоса, сонный храп, доносившийся из домов и землянок.

Вокруг ни души. Даже тоскливо стало. И баба оглядываясь по сторонам, только теперь заметила, что новички уже подводят свои дома под крышу. Вон дом Комара, самый просторный, плечистый, еще бы, три сына с отцом строят, не сегодня, так завтра крышу заимеет: И это за полтора месяца! Митькин дом конечно поменьше, поприземистей, но тоже растет. Через неделю семья землянку покинет. А вон- и дом лесника. Затейливый, как терем. Дед не для себя, для внучат старается. Власти у детворы отняли детство, как сказку, а старик ее вернуть норовит, покуда жив. Чудак, сколько той жизни ему осталось? А он резные ставни уже навесил. Крышу и ту разукрасил резьбой. На трубе вертящегося петуха смастерил. Давно бы могла семья в дом перейти, да дед-выдумщик неделю выпросил. Мастерит что-то. Удивить хочет. А разве можно удивить усольца чем-нибудь? Прожившего здесь хотя бы месяц никакие испытания уже не испугают и не удивят.

Недаром меж собой говорят ссыльные, что усольцев и смерть и черти боятся. Потому что смерть — от мук избавленье, а ссыльный сам — хуже черта. Может из усольцев на том свете и набирают чертей, — смеется баба в темноту тихо. И вдруг дыханье затаила, шаги услышала. Уверенные, тяжелые.

Лидка внимательно вгляделась в темноту. Две фигуры скользнули в землянку, где ссыльные хранили копченую рыбу, икру, купленную в поселковом магазине тушенку.

Лидка бросилась к землянке, закрыла дверь и подперла ее ломом, которым подпирали двери всегда.

Кто-то изнутри заматерился. Лидка бросилась к дому Гусева. Через пяток минут все село было на ногах.

Ерофей стал у двери, кулаки-гири наготове. Шаман с фонарем тут же. Десяток дюжих мужиков затаили дыхание. Харитон выбил ногою лом и крикнул в темноту:

— Выходите! Народ вас ждет!

Из — землянки вышел Комар вместе со старшим сыном.

— Сучьи выродки! — сплюнул Ерофей и разжал кулаки.