Закон - тайга - читать онлайн книгу. Автор: Эльмира Нетесова cтр.№ 124

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Закон - тайга | Автор книги - Эльмира Нетесова

Cтраница 124
читать онлайн книги бесплатно

— Дай-кось мне разглядеть ентова храбреца! — подошел дед и, дохнув в лицо сивухой, расцеловал, не спросясь. — Соколик наш! Милай! Где ж так долго блукал? Еле дождались, родимый!

А через день, пропив Райку заезжему, бесхитростные селяне так и не успели иль не решились спросить: где будут жить молодые, и кто он, жених?

Да и какая разница — кто он? Иль не видно? Мужик! Значит, повезло девке. Ей виднее, с кем судьбу связать.

И зажила в деревушке новая семья. При старике отце. Устроился зять на пасеку. Пчелы его признали. И работа по душе пришлась. Люди вскоре зауважали приезжего. Своим признали. Словно родился и вырос он тут. Средь них — в лесу.

Всего-то и недоразумений было в доме, что однажды Райку побил. Чтобы заварку чая по второму разу кипятком не заливала и не подавала на стол. А только — первак, настоящий чай. Ибо иное пить — западло, за помои, считалось даже в зоне. Таким даже лидеры брезговали.

Райка это вмиг усвоила. Да и как иначе? Кулаки у мужа были крепкими. Повторять трепку не хотелось. К тому же запомнила, что на вечерах чайные помои никто не пьет. По чаю о хозяевах судят. А он должен быть как поцелуй — крепкий, сладкий, горячий. Так сказал муж, так уже считала баба.

Вскоре решил Скоморох вместе с тестем дом с колен на ноги поднять. Всю весну и лето, каждое бревно перебрав и проверив, осмолили. Обкурили от клещей. Стены перебрали. Даже венцы заменили. Углубили подвалы, расширили их. И к осени дом вырос. Настоящий пятистенок. С кухней, прихожей, тремя комнатами. Светлыми и теплыми. С глазастыми окнами, русской печкой и с лежанкой для старика. При нем сарай, полный живности. Да колодезь со студеной чистой водой.

Все село помогало семье. Работали с утра до ночи. А осенью бабы помогли обмазать и побелить дом, который, подбоченясь, встал средь других. Всем на зависть и удивление.

Скоморох, соскучившийся по делу, все что-то мастерил. И никто из селян никогда в жизни никому не поверил бы, что совсем недавно был мужик в заключении, а до того был лихим фартовым, законником. Здесь его звали человеком.

…Тимка, вернувшись из тайги, глазам не поверил. Вошел в дом, а там на диване — старик канает. Дарьин брат. Приехал. Несмотря на Тимкино письмо. Уже месяц как приморился здесь. В кочегарах, при Дарье устроился.

Тимофей на Дарью прикрикнул. Почему, не спросив его дозволения, впустила в дом постороннего? И ничего не сообщила ему?

Дарья виновато голову опустила. Не перечила, не отбрехивалась. Ходила бочком, тихо, чтобы не злить мужа.

— Ты чего приперся? Иль на письмо мое хрен забил? Не для тебя оно послано было? Кто звал сюда? — побагровел Тимка, усевшись напротив.

— Дашка позвала…

Тимка вспыхнул. К жене подскочил с кулаками.

— Остынь, Тимоша. Не серчай. Как же, не чуя родства, жить на свете? Прощать надо уметь. Без того люди звереют. И тебя я простила. И дед Притыкин забыл твое. Прощай, и жить станет светлее. А что не спросив тебя брата приняла, прости. Но ведь и он не зверь — в хате одиноко помирать. Пусть и ему теплее будет. А нас он не объест. Работает, мне помогает. Одной, сам знаешь, тяжело управляться в бане. А тут — свой. Я простила его. И ты — забудь, — просила Дарья, обхватив Тимкину шею.

Тимофей головой покачал:

— Эх, бабы! Глянь на вас — слабые. А сильней нас, мужиков! Видно, потому, что больное забывать умеете. Зла не помните. Души ваши светлы от того, что чужое горе понимаете и помогаете выдюжить его и выстоять в беде даже мужикам. Куда нам, сильным, без вас, слабых? Ведь за счет вас — мы сильны… И ты, моя бабонька! Добрее тебя в свете нет. Не плачь! Я не зверь… Спасибо, что такая ты у меня. Простила и ладно. Тебе видней, — разомлел он, обласканный.

Но с родственником за стол не сел. Не обмыл его приезд. И не замечал. Тот, поняв, на глаза не лез. Да и к чему? Жил незаметно. Тимофею и без него забот хватало.

В эту осень, к концу путины, освободился и Цыбуля.

На второй день после возвращения в село выдали ему документы. Узнав о том, Угорь тут же отпросился на деляну к фартовым. И ушел в тайгу заготавливать лес.

К Тимофею он так и не привык. Не захотел в паре с ним работать. Сказал, что не хочет подставлять шею под всякую зверюгу. Да еще вкалывать под таким бугром, как Тимка, который в отколе. С таким дышать-то рядом — западло. Он на бабу чертоломит. А ему, Угрю, по кайфу — на общак. Фартовым иной доли нет…

Тимка не удивился и не обиделся. И когда Ефремов сказал ему, что работать отныне придется в одиночестве, Тимофей даже вздохнул свободнее. Так оно и самому лучше…

А Цыбуля перед отъездом зашел проститься. Единственный из всех спасибо за все сказал. И показал в ответ на немой вопрос письмо от Скомороха:

«Приезжай, кент. Теперь, когда я хожу по селу в человеках и люди не тычут пальцами в меня, а мусора и не объявляются в нашу глушь, колюсь тебе по задницу, задышал я кайфово! И сам запамятовал про фарт. Оказалось, можно и без него! И ничего, знаешь, лафово! В мужиках канать спокойно. Ни кентов. ни мусоров рядом! А на прожитье своими руками зарабатываю. И хаваю, не боясь, что кто-то мой положняк заберет себе.

Поначалу заставлял себя вкалывать. А теперь привык. Это жизнью моей стало, судьбой. Бесхитростно и спокойно жить, оказывается, это и есть счастье. Это то, чего мы не видели и не понимали.

Да и нельзя иначе! Когда вокруг тебя вкалывают все, даже детвора и старики, сачковать не сможешь. Не нужен бугор и бригадир, без понту мусора. Есть свое — семья, дом, о которых надо заботиться всегда и без примуса.

Я и вкалываю. За прошлое наверстываю. Да так, что спина горит. А дел не убавляется. Потому что теперь у меня семья и я нужен ей. Я им родным стал. Самым главным в доме. Хозяином. И меня никто не спросил о прошлом. Важно, кто я сегодня. А раз назвали человеком, значит, не пропащий вовсе, не хуже других.

И еще. Баба меня любит. Не только ночами. Дитё хочет. От меня. Нашего. Выходит, поверила, что навсегда мы с нею. Нет, Цыбуля, ни одна клевая с женой не сравнится. Она — своя. Не за бабки на ночь. Она мне дороже всех кентов, бугров и «малин». Она мне, как самый большой и последний навар, самой фортуной подарена. Теперь до конца, до смерти — нет ее дороже.

Поди, скалишься над письмом теперь? Мол, захомутали, как фраера? А я жалею об упущенном, что не случилось этого раньше. Ведь вот уж пацаны в селе меня дядей Егором зовут. Значит, годы уже немалые. А уважение я только теперь получил, когда и рыло, и душа, как пенек, мохом обросли. И тепла не так уж много в запасе.

Правда, тесть меня зовет сыном. Враз признал. А ведь я того в жизни не слышал. Ни от кого. Ничего, кроме матюгов. Не верил, что оттаю, оживу, привыкну. Оказалось, к добру и привыкать не надо. Оно живет в нас. Внутрях. Только глубоко упряталось. Но сколупни заскорузлую корку зла, и под ней найдется все, что есть у обычных людей, — добро и сострадание, прощение и даже нежность. Их у нас даже больше, потому что не растрачены, хранились годами.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию