В пору расцвета своей популярности он переиграл чуть ли не
всех богатых аристократов и был чем-то вроде современного Кэри Гранта с внешностью
Гари Купера. Ни разу в жизни Куп не представлял на экране вульгарного нувориша,
негодяя или человека с сомнительной репутацией; в списке его ролей были только
положительные герои и первые любовники, безупречно одетые и с ослепительной
внешностью. Но больше всего импонировал зрительницам его взгляд — мягкий,
добрый, чуть задумчивый, романтический. Ни на экране, ни в жизни Куп не был
жестоким или мелочным. Женщины, с которыми он когда-либо встречался, продолжали
обожать его даже после того, как он расставался с ними, насытив, как он
выражался, свое эстетическое чувство. Ни одна из его прежних любовниц никогда
не отзывалась о нем плохо, а были их десятки, если не сотни. Им было приятно
проводить с ним время, так как Куп обладал талантом придавать самым банальным
вещам блеск и неповторимую элегантность. В Голливуде не было, наверное, ни
одной сколько-нибудь заметной звезды женского пола, которая не прошла бы через
его постель.
Но, несмотря на это, Куп до сих пор оставался холостяком.
Прожив семьдесят лет, он сумел избежать уз Гименея и втайне даже гордился этим.
Впрочем, на семьдесят он не выглядел. Куп всегда следил за собой, занимался с
личным тренером в тренажерном зале «Версаля», не переедал, избегал прямых
солнечных лучей, и ему нельзя было дать больше пятидесяти пяти. А сейчас, когда
он вышел из великолепной машины в светлом блейзере, серых свободных брюках и
безупречной голубой рубашке, он выглядел еще моложе.
Эта одежда только подчеркивала, какие у него широкие плечи,
узкая талия и длинные ноги. В Купе было шесть футов и четыре дюйма, и этим он
также отличался от большинства современных голливудских идолов, которые почти
все были низкорослыми коротышками.
Оглянувшись, Куп приветливо улыбнулся, сверкнув ослепительно
белыми зубами, и помахал садовникам; при этом любая женщина непременно заметила
бы, какие красивые у него руки. Казалось, в нем нет ни одного изъяна, а его
обаяние действовало на расстоянии не менее ста миль. Словно живой магнит. Куп
притягивал в равной степени и мужчин, и женщин, и лишь немногие его знакомые —
Эйб Бронстайн в том числе — оставались невосприимчивы к его чарам.
Ливермор тоже давно заметил приближение машины хозяина и
поспешил в холл, чтобы открыть перед Купом дверь.
— Добрый день, сэр, мистер Уинслоу, — чопорно
приветствовал он Купа.
— Привет, Ливермор, — беспечно отозвался
Куп. — Что-то ты сегодня мрачный. Кто-нибудь умер?
Он всегда поддразнивал своего чрезмерно серьезного
дворецкого, стараясь заставить его если не рассмеяться, то хотя бы улыбнуться.
Для него это было чем-то вроде спорта, задачи, над которой он не уставал
биться, пытаясь отыскать решение. Впрочем, Куп был доволен своим дворецким,
искренне восхищаясь его достоинством, неизменной выдержкой, рассудительностью и
умом. Ливермор поступил к нему на работу пять лет назад, и Куп не раз
признавался Лиз, что именно о таком дворецком он мечтал всю жизнь. Ливермор
придавал особняку особый шик и стиль. Кроме того, дворецкий умело заботился о
гардеробе Купа, что тоже было непросто.
— Нет, сэр. Мистер Бронстайн и мисс Салливан ждут вас в
библиотеке, сэр, — сообщил дворецкий. — Они только что закончили
ленч.
Ливермор не сказал хозяину, что бухгалтер ждет его с самого
полудня. Он всегда избегал лишних слов, к тому же Купу, скорее всего, было все
равно. Он считал, что, коль скоро Эйб Бронстайн на него работает, он может и
подождать — за это ему и деньги платят. Тем не менее, входя в библиотеку. Куп
улыбнулся бухгалтеру самой широкой и обезоруживающей улыбкой, которая, впрочем,
пришла к нему естественно и без особого труда. Эйб, однако, давно не попадался
на такие простые уловки; глядя на Купа, он только вздохнул. Купер Уинслоу
танцевал под собственную музыку, и до сих пор Эйб ничего не мог с этим
поделать.
— Надеюсь, тебя хорошо накормили, Эйб? — спросил
Купер с таким видом, словно он не опоздал на два часа, а напротив — приехал на
несколько минут раньше назначенного срока. Это был его стиль; он всегда
старался застать собеседника врасплох, ошеломить, очаровать и в конце концов
заставить забыть обо всех мелких (крупных он не признавал) недоразумениях вроде
двухчасового опоздания. Эйб, однако, не попался и на эту удочку и не мешкая
перешел к делу.
— Я приехал сюда, чтобы поговорить о твоем финансовом
положении, Куп, — сказал он серьезно. — Нам нужно многое обсудить и
принять несколько важных решений.
— Не имею ничего против, — ослепительно улыбнулся
Купер и, с размаха усевшись на диван, вытянул перед собой длинные ноги. Он был
абсолютно уверен, что в течение нескольких секунд Ливермор подаст ему бокал
шампанского, которое поможет ему пережить визит бухгалтера относительно
спокойно, и не ошибся. Дворецкий бесшумно вырос рядом, держа в руках серебряный
поднос с высоким бокалом «Кристаля». В подвале особняка хранилось несколько
дюжин бутылок этого благословенного напитка, так как Куп всегда пил только
«Кристаль», выдержанный и охлажденный по всем правилам. Там же, в винном
погребе, который был таким же легендарным, как и изысканный вкус его владельца,
хранилась и коллекция редких вин, главным сокровищем которой служили несколько
бутылок «Прадо» 1817 года.
— Давай начнем с того, что дадим Лиз прибавку к
жалованью. Я давно собирался это сделать, — добавил он и улыбнулся Лиз, а
она почувствовала, как от жалости у нее сжалось сердце. Как и у Эйба, у нее
тоже была припасена для босса неприятная новость, которую она вот уже целую
неделю не решалась ему сообщить.
— Сначала послушай, что я тебе скажу, — возразил
Эйб. — Я намерен рассчитать всех твоих слуг прямо сегодня. Что скажешь?
Куп расхохотался. Ливермор, в лице которого не дрогнул ни
один мускул, с достоинством поклонился хозяину и вышел.
— Ты с ума сошел!.. — Куп отпил глоток шампанского
и поставил бокал на мраморный столик. — И как только такое могло прийти
тебе в голову? Рассчитать моих слуг! Может, лучше распять их? Или расстрелять?
— Я говорю совершенно серьезно! Им придется уйти.
Мы только недавно полностью расплатились с ними, ведь твоя
домашняя прислуга не получала зарплату почти три месяца. В будущем месяце
платить им уже нечем. Иными словами, ты не можешь позволить себе содержать
такой многочисленный штат, Куп. — В голосе бухгалтера неожиданно
прозвучали жалобные ноты, словно он знал: ничто из того, что он может сказать,
не заставит Купа воспринимать его слова серьезно. Каждый раз, когда Эйб
разговаривал с ним о делах, у него появлялось ощущение, будто его слова лишь
впустую сотрясают воздух. Купер не слышал его — просто не желал слышать.
— Я сегодня же вручу им уведомление об
увольнении, — сказал Эйб, постаравшись придать своему голосу как можно
больше твердости. — И дам им две недели на поиски нового места. Тебе я
оставляю только одну горничную.
— Великолепно! — воскликнул Куп с саркастическим
видом. — А кто будет отпаривать и чистить мои костюмы? Кстати, какую из
горничных ты решил мне оставить? — У Купа было три горничных, повар и
официант, который прислуживал за столом. Ливермор, дворецкий. Восемь
садовников. Водитель, который работал на полставки, так как Куп предпочитал
водить свои машины сам и вызывал шофера только для самых торжественных случаев.
Он всегда считал: чтобы содержать в порядке такое большое поместье, необходим и
большой штат. В глубине души Куп признавал, что мог бы обойтись и гораздо
меньшим количеством работников, но ему льстило, что его обслуживает такой штат
прислуги. А Куп никогда не упускал случая потешить свое самолюбие.