Мужчины как дети - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Веденская cтр.№ 27

Нет, Марина была хороша. И любила его вполне неистово. И он ее тоже, временами. Но на всякий случай сделал себе укол, чтобы никаких детей. Детей он не хотел, а в остальном… Когда ему на свадьбе кричали «Горько!», он искренне считал, что у них с Мариной получится прекрасная семья. И еще, целуя ее, он краешком глаза следил за реакцией Павлушки – как он, уважает? Понимает, что старший брат тоже крут? Пашка улыбался и желал счастья. Сказать точно, что он чувствует в глубине души, было нельзя.

Александр Евгеньевич в течение многих лет боролся, чтобы его образ стал таким же респектабельным, серьезным, взрослым, женатым, в конце концов. И ему это удалось. Марина подружилась с Лидией, тянула деньги, обставляла новую квартиру на Таганке. Правда, к тому времени Пашка, подлец, уже начинал строить дом. И отремонтировал квартиру родителей в Солнечногорске. И в Испании был, и во Франции. А Александр Евгеньевич устал. Время шло, и оно неумолимо наваливалось на него, напоминая о скоротечности бытия. И в какой-то момент стало очень важно, как именно и в особенности с кем ты это бытие переживаешь. Жизнь с Мариной была совершенно пустой. В каком-то смысле единственная польза от этого брака была в том, что в шкафу всегда лежали чистые носки.

– Привет, как ты? Кушать будешь?

– Нет, я сыт.

– Знаешь, Лидка хочет на майские поехать в Таиланд.

– Флаг ей в руки.

– Может быть, и нам?

– Ни за что.

– Ты никогда не интересуешься моей жизнью!

– Вот только не надо!

Александр Евгеньевич просто перестал понимать, зачем ему все это надо. В его существовании наступил период, когда чистые носки стало проще просто купить, честное слово. Зачем ему жить с этой женщиной, которой он действительно не интересуется и не хочет интересоваться. Которую не хочет, в конце концов. Из какого такого чувства ответственности, из какой привязанности? Да, он всю жизнь считал себя глубоко порядочным человеком. Более того, он точно знал, как делать хорошо, как плохо и как он лично никогда бы не стал поступать. Женщин обижать нехорошо. Родителей надо чтить. Воровать нельзя: тебя посодют, а ты не воруй. Надо быть добрым, ответственным. И ты в ответе за того, кого приручил. Но что, если тебе почти сорок, и ты просто больше НЕ МОЖЕШЬ видеть эту женщину ни по утрам, ни по вечерам? Что бы в этом случае сделал его досточтимый закононепослушный братец? Что бы он сделал, черт возьми, если бы ему Лидка стала омерзительна?

– Я буду ей помогать, – оправдывался сам перед собой Александр Евгеньевич.

– На хрен было тогда жениться? – только пожал плечами Пашка, узнав, что Марину можно больше уже не приглашать на семейные праздники.

– А я ее все равно приглашу, – из чистой своей стервозности сказала Лидка, и Марина по ее приглашению стала попадать на абсолютно все торжественные и не очень даты. Даже на золотую свадьбу родителей зачем-то ее притащила. Вернее, вполне понятно зачем – только чтобы досадить шурину.

– Мне все равно, – сказал Александр Евгеньевич и даже стал подыгрывать в этой нелепой Марининой игре «мы с тобой все еще очень близкие люди, несмотря на то, что разошлись». Зачем лишать человека удовольствия? Вот когда она наконец найдет, в чьи руки еще упасть перезревшим плодом, он тихо отступит в тень и перестанет с ней общаться вообще, а пока…

Пока Александр Евгеньевич крайне нервно относился к отношениям с женщинами. Обжегшись на молоке, так сказать, усиленно дул на воду. А тут, понимаешь ли, Жанна Владимировна с ее тонкими чертами, удивительно спокойным добрым лицом, с ее нервными пальцами без маникюра и глазами, которые все понимают и все видели. Включая его брата на операционном столе. Право, Александр Евгеньевич впервые за долгое время совершенно не знал, что делать и как вообще справляться с такими чувствами, от которых кружится голова. Да что там – за долгое время. Что-то он, при всем старании, так и не смог вспомнить, чтобы он вообще когда-то переживал что-то подобное.

Может быть, это у него уже началась старость? И пресловутый бес ударил в ребро? В таком случае как же не ко времени он, этот бес. Вот-вот отберут у него его любимую «Магнолию», надо будет что-то думать. Бизнесмен, блин, нашелся. Ничего не может в условиях жесткой конкуренции. Нашел время любить, когда надо все силы направить на спасение утопающего, что, как известно, дело рук самого утопающего. Еще и брат лежит, неизвестно, что с ним дальше будет. Надо выкинуть из головы все лишнее! Но даже от мысли, что этой странной женщине, которая держит в руках человеческую жизнь каждый день, потому что это ее работа, можно просто позвонить по мобильному номеру и предложить пойти в ресторан или театр, ему становилось и страшно, и восхитительно. Как на американских горках. Ему нравилось в ней абсолютно все. Ее работа – да, это был целый мир, полный странных слов и тайн, в которые были посвящены только избранные. Нравилось слушать ее рассказы о том, что там у них было на пятиминутках, которые порой длились по три часа. И про пациентов, которые думают, что знают больше врачей, и про врачей, которые действительно ни черта не знают – слушать бы и слушать. И смотреть на ее лицо. Ему нравилось, как она говорит, как она при этом немного нервно поправляет волосы, как улыбается, словно бы немного растерянно. Как ласково отвечает ему и как жестко, почти грубо – всем остальным.

– У меня перерыв. Закройте дверь, я вас вызову!

– Но доктор, мне кажется, у меня давление.

– Обратитесь к медсестре. Пусть измерит. Обратитесь к дежурному врачу, у меня уже закончился рабочий день.

– Он ушел.

– Куда?

– На кудыкину гору. Откуда нам знать, куда уходят дежурные врачи. На фронт, наверное. Но в отделении их нет.

– Ждите.

– А может, вы посмотрите?

– Нет.

– А как же клятва Гиппократа?

– Господи, за что мне это?! – вопила Жанна, но в итоге шла и проверяла давление, и смотрела, как затягиваются швы, и слушала о том, как вот тут колет, а тут чешется, а вот тут немного ноет, если положить ногу на ногу. Она была нужной, важной, она делала настоящее дело, и ей не было дела до того, что о ней думают другие. И потом – она была красива, не как модель, конечно, и не как красотка из французского романа – жеманная юная безмозглая милашка. Жанна была женщиной с прошлым, которое, безусловно, оставило отпечаток на ее лице. Но это прошлое только придавало ей больший шарм, делало ее независимой и свободной. На самом деле, а не на словах. И, признаться честно, Александр Евгеньевич видел такую женщину впервые. Словом, как ни ужасно это прозвучит, в какой-то момент Александр понял, что даже тем, что Павлушка попал в больницу в таком ужасном состоянии, он оказал определенную любезность старшему братцу. И тут ухитрился, подлец.

И вот Александр Евгеньевич, этот респектабельный, уверенный в себе, видавший виды мужчина, который прекрасно знает и не слишком-то ценит женщин, который пробовал многое и мало что одобрил, мужчина, который привык лениво смотреть на мир из окна своего тонированного «Вольво» и который знает все азбучные истины и прописную мораль и всегда имеет ответы на любые вопросы, кроме, пожалуй, одного, касающегося его братца, этот мужчина вдруг влюбился на сорок третьем году жизни, совершенно неожиданно для себя. И притом если уж быть справедливым, то влюбился впервые за эти самые сорок три года.