Последний романтик - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Гилберт cтр.№ 38

Крокетт обладал блестящей способностью к саморекламе. Репортеры всегда могли рассчитывать на остроумный ответ или остросюжетную байку о столкновении с каким-нибудь диким и опасным зверем. Крокетт был достаточно хитер и тщательно подгадал выпустить свои героические мемуары – «Жизнь и приключения полковника Дэвида Крокетта из Западного Теннесси» – к выборам в Конгресс 1833 года. «Что за жалкое место город», – сокрушался он. А потом взял и переехал в Вашингтон, где охотно сошелся со своими бывшими противниками, северо-восточными вигами, с целью протолкнуть свой проект земельного закона.

Короче говоря, эти знаменитые американцы из лесной глуши стали знаменитыми американцами из лесной глуши благодаря своему уму, амбициозности и тщательной проработке имиджа. Вот, например, Дэниэл Бун, само воплощение свободного героя фронтира, был риелтором-спекулянтом (если не сказать застройщиком) высшей пробы. Он основал городок Бунсборо в Кентукки и подал более двадцати девяти запросов на земельные участки, в окончательном итоге присвоив несколько тысяч акров земли. Он участвовал в судебных разбирательствах по поводу пограничных споров, включая одно очень некрасивое дело, за которое он бился в колониальном суде более двадцати трех лет. (Даже в XVIII веке и даже для Дэниэла Буна процесс землевладения был гораздо более сложен с бюрократической точки зрения, чем простое заявление «Теперь эта земля принадлежит мне!». Даже Бун знал, как устроен мир. В письме своему другу-поселенцу он писал: «Не сомневаюсь, что ты хочешь скорее завершить свое дело с землей, но без денег это невозможно».)

На самом деле в американской истории немало героических моментов, которые были бы невозможны без денег. Между прочим, Дэниэл Бун и прославился-то потому, что заключил сделку со школьным учителем из Пенсильвании по имени Джон Филсон, семье которого принадлежал большой участок земли в Кентукки. Филсон искал способ разрекламировать свой штат и тем самым повысить стоимость земли. В конце концов он написал захватывающую книгу «Приключения полковника Дэниэла Буна», которая стала бестселлером и, как и предполагалось, приманкой для поселенцев, которые повалили в Кентукки скупать землю, принадлежавшую Буну и Филсону. Со стороны Буна это был очень умный и выгодный ход, помимо всего прочего сделавший его иконой при жизни.

И Бун, и Крокетт были куда более прозорливыми дельцами, чем можно было бы подумать по телесериалам 1950-х годов. («Самый крутой, самый лихой, самый отважный герой фронтира!») И не они одни. В Нью-Йорке были написаны и опубликованы несколько десятков приключенческих романов о Ките Карсоне, когда тот еще был жив («Кит Карсон – рыцарь прерий»; «Кит Карсон – принц золотоискателей» и т. д.). А старый босс Карсона, первооткрыватель Джон Фримонт, был достаточно умен, чтобы добавить пару романтических поворотов в свои отчеты касательно освоенных территорий, заказанные Конгрессом, – и это сделало их бестселлерами. Даже Льюис и Кларк умели себя продать. По возвращении из знаменитой экспедиции они специально оделись в потрепанные крутые наряды и вплыли по реке в Сент-Луис, где их приветствовали тысячи ликующих горожан и газетные репортеры, один из которых в восхищении написал: «С головы до ног одетые в оленьи шкуры, они и впрямь были похожи на Робинзонов Крузо!»

Так что когда Юстас Конвей проворачивает очередную «хитрую сделку», или меняет участок на участок, или пишет в дневнике: «Только что собрал большую папку с газетными вырезками. За годы обо мне написали около 35 статей в крупных журналах – впечатляющая подборка для саморекламы», или когда эксплуатирует свой образ жителя гор, чтобы собрать аудиторию, он вовсе не предает отцов американского фронтира – он воздает им должное. Они сразу поняли бы, что он задумал, и восхитились бы его смекалкой – потому что успех на нашем континенте всегда ждал лишь тех, кто умеет ловко управляться с делами.

«Уже целый год работаю семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки, – написал Юстас через несколько лет после открытия лагеря на Черепашьем острове. – Наверное, я являюсь хорошим примером человека, который стремится к высшей цели, полагаясь не только на скорую выгоду, но и на свое видение будущего. Мое социальное и философское воспитание этому содействовало. Мой дед и лагерь „Секвойя“ во многом были для меня примером. Слышу уханье рогатого филина, который напоминает мне о нем у теплого костра».

Он вернул отцу деньги («В день, когда я освободился от этого груза, я почувствовал себя по-настоящему счастливым»), но в его жизни постоянно возникали новые препятствия. Он пытался организовать на Черепашьем острове ежегодный лагерь для мальчиков и девочек. С детьми, как водится, постоянно были проблемы. То кто-то порезал руку об острое вулканическое стекло, так что пришлось накладывать швы; то кто-то отравился ядовитым плющом; то кого-то застали за курением марихуаны и отправили домой, потому что Юстас всю жизнь не терпел наркотики.

А ведь были еще и проблемы с персоналом. Вскоре Юстас понял, что с его перфекционизмом ему будет очень трудно найти подходящих сотрудников, которым он мог бы доверять. Некоторое время с ним работали его братья, Джадсон и Уолтон. Они были прекрасными сотрудниками, но у каждого была своя жизнь, и нельзя было рассчитывать, что они вечно смогут учить детей на Черепашьем острове. Уолтон закончил колледж и отправился в Европу (он проживет там несколько лет). Джадсону не терпелось уехать на лето на Запад – его ждали собственные приключения, путешествия в товарных поездах и автостопом. («Только что вернулся из похода по хребту Уинд-Ривер в Вайоминге, – писал Джадсон Юстасу на обороте одной из присланных открыток. – В 15 милях над границей леса, на высоте 12 тысяч футов, меня застал буран – в этом году снег выпал рано. Это было так весело! Надеюсь, в лагере всё в порядке. И кстати, я стал ковбоем».)

За исключением братьев, Юстасу было очень сложно найти людей, готовых работать с присущим ему упорством (или приблизительно так же) и при этом уважать его так, как он того заслуживает. Как человек, который часто говорил, что работать всего восемь часов в день просто «отвратительно», Юстас был редко доволен усилиями своих сотрудников. Те приезжали на Черепаший остров «в благоговении, изумлении, влюбленные в это место» (слова одного из бывших работников), но их ждало потрясение из-за того, как много приходится работать. Юстас неоднократно терял всех членов своей команды: они сами сбегали или он их увольнял.

Как бы ему хотелось, чтобы те непоколебимые люди, что работали с его дедом в лагере «Секвойя» в 1930-е годы, волшебным образом очутились рядом с ним вместо этих капризных современных деток, у которых, видите ли, есть чувства и потребности! Его дед требовал от людей безупречного, идеального поведения и по большей части получал то, что хотел. Если до Шефа просто доходил слух, что его сотрудника видели в городе в выходной с сигаретой, по возвращении в лагерь этот сотрудник обнаруживал свои чемоданы уже собранными. Шеф никогда не задумывался о том, что он ранит чьи-то чувства или поступает несправедливо. У него была полная власть – и именно этого хотел Юстас. Плюс желание работать с такой же отдачей, как он сам. Одним словом, планка была высоковата.

Мне довелось поработать у Юстаса Конвея. Этой участи не избежал никто из приехавших на Черепаший остров. Как-то осенью я провела там неделю – помогала Юстасу строить хижину. Работали мы втроем: я, Юстас и тихий, спокойный юный ученик по имени Кристиан Калтрайдер. Мы строили хижину по двенадцать часов в день, и никаких перерывов на обед я не припоминаю. Трудились молча и последовательно. Работа с Юстасом похожа на марш воинского подразделения – это нечто непрерывное и монотонное. Ты перестаешь думать и подстраиваешься под общий шаг. Юстас – единственный, кому можно говорить во время работы, и он делает это лишь для того, чтобы давать указания. Он делает это властно, хотя все его приказы вежливы. Он оторвался от работы лишь однажды. Попросил меня сбегать к ящику с инструментами и принести ему тесло.