В объятиях Шамбалы - читать онлайн книгу. Автор: Эрнст Мулдашев cтр.№ 24

Внутри что-то затрепетало, из-за чего я даже замедлил ход. В голове возник сумбур.

— Как бы загадочный и невидимый Харати, пользуясь нашим научным любопытством, не завел нас туда, где предопределено немедленно состариться и испепелиться, — ненароком подумал я.

А ноги медленно несли нас к красному «Дому», где м-м-м… действуют тантрические силы, превращающие…

— На «Дом» надо смотреть с Любовью, — пронеслось в голове.

Я понимал, что Восток, тем более Тибет, и тем более Город Богов, полны загадок и тайн, неведомых нам — европейцам, и что наша европейская привычка чувствовать себя всезнайками и высокомерно относиться к таким понятиям, как «смотреть с Любовью», не может быть оправдана здесь, тем более здесь — в Городе Богов. Слово «грех», только начинающее входить в мое сознание после долгих лет атеистического воспитания в коммунистической стране, конкурировало с любознательностью и желанием познать неведомое через сугубо материалистический эксперимент, пусть даже этот эксперимент имел бы горделиво-фатальный конец, когда ученый своей смертью доказывает правомерность той или иной гипотезы. Но в мыслях совершенно ясно вырисовывалось, что смерть ради любознательности и ради удовлетворения любопытства ведущих светские беседы чопорных людей со стаканами виски в руках является сама по себе грехом, поскольку идет вразрез с жизнеутверждающей и жизнеоберегающей человеческой интуицией, которую мы, европейские люди, не привыкли слушать, да и… Бог создал человека не для того, чтобы его, человека, упомянули в разговоре, где рассказом о его «научной смерти» украсили бы наскучившую беседу о вкусе французских вин. Все же человек есть подсознательно прогрессирующее начало, то есть начало, ведомое, прежде всего, интуитивной подсказкой Бога, создавшего его и заставляющего его глубинно верить в Чудо Творения, где далеко не все подвластно человеческому осознанию и выглядит порой просто как невозможное и фантастическое, потому что человек есть дитя Творения, а не Творец. Поэтому детская вера в чудеса, потешающая нас, взрослых, есть не только отражение того, что нас, людей, создали, но и есть затаенное противодействие всевластию всезнающих седовласых академиков, ради «высокого» мнения которых ученые-исследователи порой идут даже на смерть, никому не нужную смерть, которая все равно не всколыхнет существующий пласт Вечного Чуда.

Вот это монумент!

Медленно шагая, мы завернули за угол и увидели красно-желтый Дом Счастливого Камня. Заколотилось сердце. Взяв себя в руки, я прикинул высоту «Дома» — она была не менее 800 метров , что примерно составляло высоту трех Эйфелевых башен ( 320 м ), поставленных друг на друга. Видная отсюда, с юга, сторона «Дома» была совершенно гладкой; абсолютно вертикальная стена где-то на уровне половины высоты «Дома» приобретала более пологий характер, а ближе к вершине вновь становилась вертикальной с ровным закруглением кверху. На самой вершине по центру торчала какая-то округлая «шишка» с пупкообразным вдавлением сверху. Складывалось впечатление, что «Дом» когда-то был покрыт слоем раствора, остатки которого сохранились до сих пор. Кроме того, казалось, что верхняя часть «Дома» была изготовлена отдельно и посажена сверху с воздуха — четкая ровная линия, разделяющая верхнюю вертикальную и пологую части, говорила за это.

— Вот это монумент! — выдохнул Селиверстов.

— В этом случае я могу констатировать, что «Дом» никак не является естественным образованием, вне всякого сомнения — это колоссальный монумент древности, — проговорил Рафаэль Юсупов.

— И этот монумент называется Домом Счастливого Камня, — добавил Равиль.

Я принялся делать зарисовки, бегая то вверх, то вниз по склону. Но мне очень хотелось взглянуть на боковую северо-западную сторону «Дома» — там, мне казалось, должна находиться легендарная дверь, ведущая в Шамбалу. Я приостановил процесс рисования и, позвав ребят, пошел вперед, все более и более приближаясь к Дому Счастливого Камня. Я смотрел только вперед и не вертел, как обычно, головой, — а зря — справа во всем величии, оказывается, красовалось Главное Зеркало Времени.

Те самые Врата?

Мой взгляд, прикованный к постепенно открывающейся по ходу движения северо-западной стороне «Дома», стал вскоре различать, что она имеет вогнутую поверхность. Я шел, внимательно вглядываясь, и наконец увидел то, чего ждал… У меня заколотилось сердце — в нижней части этой стороны «Дома» вырисовывалось как бы вырубленное квадратное отверстие, прикрытое изнутри каменной плитой.

— Неужели это и есть легендарные врата в Шамбалу? — хриплым голосом проговорил я, остановившись.

— Фасетка какая-то, которую кто-то вырубил в стене «Дома», — послышался голос Рафаэля Юсупова.

— А все-таки это не фасетка. Какой смысл высекать фасетку?

Если подойти и сказать: «сим-сим, откройся», то дно фасетки отойдет назад, и мы увидим лестницу, ведущую в Шамбалу, — утвердительно произнес Селиверстов.

Равиль стал снимать панораму, а я принялся рисовать. Было холодно. Замерзшие руки еле слушались. Время, как часы, тикало в ушах.

— Шеф, а не пора ли нам идти? Мне кажется, что я стареть начал, — услышал я сиплый голос Селиверстова.

Закончив рисование и съемку, мы опять пошли на север, чтобы еще лучше разглядеть северо-западную сторону «Дома». Эта сторона Дома Счастливого Камня выглядела величественно: огромное вогнутое «зеркало» с хорошо видной каймой казалось взмывшим в облака, а у основания четко вырисовывалась квадратная фасетка — та самая легендарная фасетка, которая считалась вратами в Шамбалу.

Я остановился и стал думать.

— Надо в ходе научных размышлений хотя бы предположить роль и предназначение Дома Счастливого Камня, надо хотя бы предположить, хотя бы предположить, хотя бы построить гипотезу… причитал я, шевеля губами.

Но никакие мысли не шли в голову. Я даже начал злиться, ощущая звенящую пустоту в своих мозгах.

— Ну, для чего, ну для чего сделана вот эта громадная 800 — метровая вогнутая поверхность? — натужно ставил я сам себе вопрос, пытаясь мобилизовать весь свой мозговой потенциал и… конечно же, ожидая интуитивной подсказки.

Но мой разум угрюмо молчал, как бы скованный мыслительным параличом, а интуитивной подсказки все не было.

— Вогнутое зеркало, вогнутое зеркало времени… ведь именно вогнутые поверхности использовал Николай Козырев, чтобы добиться сжатия энергии времени и зафиксировать эффект ускоренного течения времени, — стал наконец более или менее путево рассуждать я. — Отсюда следует, что вогнутая поверхность северо-западной стороны Дома Счастливого Камня предназначена для сжатия времени, чтобы время текло быстрее. А как умно сконструировано! Ведь легендарные «врата в Шамбалу» находятся на том участке северо-западной стены «Дома», где вогнутая, то есть сжимающая время поверхность переходит в плоскость, которая, по логике, не должна изменять течение времени.

Я вдруг всем своим телом ощутил тибетский холод и представил, что там, внутри Дома Счастливого Камня, наверное, тепло и уютно, что стоит только подойти к квадратной двери, сказать заветное «сим-сим», и ты окажешься на лестнице, которая ведет вниз, в прекрасный мир Шамбалы, где тебя встретят добрые и отзывчивые многоликие люди, обогреют, накормят и будут спрашивать о нашей жизни на поверхности Земли, особо упирая на вопрос: «А Добро еще не полностью победило Зло?».