Этот вопрос, такой наивный и в то же время такой
закономерный, заставил Вальмара вновь вспомнить о Кассандре. Ее он тоже
предупреждал…
– Папа, ты меня слышишь? – спросила Ариана, видя, что
мысли отца витают где-то далеко.
– Тебе придется его забыть. Не хочу, чтобы ты подвергала
себя опасности.
Он смотрел на нее сурово, но она не отводила глаз.
– Ты тоже рисковал, когда решил помочь ему.
– Это другое дело. Но в определенном смысле ты права. И все
же я не связан с Максом узами любви. – Его взгляд стал еще
пристальнее. – Надеюсь, ты тоже.
Ариана не ответила. Вальмар подошел к окну и стал смотреть
на озеро. Вдали виднелось Грюневальдское кладбище. Перед его мысленным взором
предстала Кассандра – такой, как в последнюю ночь перед самоубийством. А ведь
он предупреждал ее, но она смотрела на него теми же глазами, что сейчас Ариана.
– Ариана, я должен рассказать тебе нечто такое, о чем мне
меньше всего хотелось бы тебе рассказывать… Речь пойдет о цене любви. О
нацистах… о твоей матери.
Его голос звучал приглушенно и нежно. Ариана слушала как
завороженная, глядя на стоявшего к ней спиной отца.
– Я не осуждаю ее, не критикую, и я не затаил на нее злобу.
В этой истории нет ничего постыдного. Я и она – мы по-настоящему любили друг
друга. Но когда мы поженились, Кассандра была слишком юна. Я любил ее, но не
всегда понимал. Она во многом была не похожа на других женщин своего времени. В
ее душе как бы тлел неугасающий огонек. – Вальмар обернулся к дочери: –
Когда ты родилась, она не хотела нанимать няню, хотела воспитывать тебя сама.
Мне это желание показалось нелепым, неслыханным. Поэтому я пригласил фрейлейн
Хедвиг. После этого в твоей матери что-то переменилось. Она словно потеряла
себя и никак не могла отыскать. – Он снова отвернулся и надолго
замолчал. – Через десять лет после нашей свадьбы Кассандра встретила
мужчину, который был намного моложе меня. Красивый, умный, к тому же известный
писатель. Она влюбилась в него. Я знал обо всем с самого начала, даже еще
раньше, чем у них начался роман. Знакомые рассказывали, что их видели вместе,
да я и сам по ее глазам догадывался о происходящем. Ее глаза вновь засветились
жизнью, счастьем, волшебством. – Голос Вальмара стал еще тише. – От
этого, пожалуй, я стал любить ее еще больше. Трагедия заключалась не в том, что
Кассандра полюбила другого, а в том, что страной завладели фашисты. Человек,
которого она полюбила, был евреем. Я предостерегал ее – и ради нее самой, и
ради того, кого она любила. Но Кассандра не пожелала его оставить. Она не
хотела бросать его и не хотела уходить от меня. По-своему она хранила верность
нам обоим. Я даже не могу сказать, что ее увлечение доставляло мне невыносимые
страдания. Кассандра относилась ко мне еще лучше, чем прежде. Но в то же время
она была предана и своему возлюбленному. Его перестали печатать, его подвергали
остракизму, а затем… – Голос Вальмара дрогнул. – А затем они его убили.
Кассандра видела, как его схватили, избили, выволокли из дома. Потом они
взялись за нее. Подвергли побоям, хотели убить, но она вовремя сообщила им, чья
она жена, и тогда ее оставили в покое. Кое-как твоя мать добралась до дома.
Когда я вернулся, она говорила и думала только об одном – о том, что опозорила
меня, что подвергает всех нас опасности. Ей казалось, что ради спасения семьи
она должна пожертвовать своей жизнью… Кроме того, она не могла смириться с
утратой. У меня было заседание в банке, я уехал всего на два часа, а когда
вернулся, она была уже мертва. Я обнаружил ее в той ванной. – Он
неопределенно показал в ту сторону, где неделю назад скрывался Макс. –
Такова история твоей матери. Она полюбила человека, которого фашисты хотели
уничтожить. Когда же ей пришлось лицом к лицу столкнуться с беспощадной
реальностью, она не вынесла ужаса, зверства, страха… Можно сказать, что ее тоже
убили нацисты. – Вальмар взглянул на дочь. – Точно так же они могут
убить и тебя, если ты полюбишь Макса. Ради Бога, Ариана, не делай этого!
Он закрыл лицо руками, и впервые в жизни Ариана увидела отца
плачущим.
Притихшая, дрожащая, она подошла к нему, обняла, и ее слезы
оросили его плечо, а ее золотистые волосы упали ему на грудь.
– Извини, папочка… Прости, – повторяла она вновь и
вновь, потрясенная рассказом. Впервые покойная мать показалась ей живым,
реальным человеком. – Папа, не надо… Прошу тебя… Прости… Я сама не знаю,
как это вышло… Я совсем запуталась. Было так странно, что он прячется здесь, в
нашем доме. Он был такой испуганный, несчастный. Я хотела ему помочь. Мне было
его жалко.
– Мне тоже было его жалко. – Отец поднял лицо. –
Но лучше забыть о нем. Когда-нибудь ты встретишь человека, который будет тебе
парой. Я надеюсь, что ты сделаешь правильный выбор. И еще я надеюсь, что
времена тогда будут лучше, чем сейчас.
Ариана молча кивнула, утирая слезы.
– Так ты думаешь, мы никогда больше не увидим Макса?
– Может быть, когда-нибудь и увидим. – Он обнял ее за
плечи. – Надеюсь.
Она опять кивнула, и какое-то время они стояли молча.
Вальмар, потерявший Кассандру, прижимал к себе девочку,
оставленную ему той, кого он любил…
– Пожалуйста, дорогая, будь осторожна. Ведь сейчас война.
– Хорошо, я обещаю. – Она взглянула на него снизу вверх
и робко улыбнулась. – Все равно я ни за что не хотела бы с тобой
расстаться.
Тут улыбнулся и Вальмар:
– Увы, милая, так будет не всегда.
Две недели спустя в банк «Тильден» пришло письмо без
обратного адреса. В конверте оказался листок бумаги, на котором значился только
адрес. Итак, Максимилиан Томас обосновался в Люцерне. Больше Вальмар не получал
от него никаких известий.
11
За лето ничего примечательного не произошло. Вальмар много
времени проводил в банке, а Ариана три раза в неделю по утрам ходила на
дежурство в госпиталь. Теперь, когда учеба в гимназии закончилась, у нее было
больше времени для работы в Красном Кресте и для ведения домашнего хозяйства.
На неделю они втроем съездили в горы, а когда вернулись, Герхарду исполнилось
шестнадцать. Вальмар с торжественно-недоуменным видом объявил, что его сын
может теперь считаться взрослым человеком. Очевидно, того же мнения
придерживалось и командование гитлеровской армии – в осенние дни сорок
четвертого года в армию призывали всех подряд, даже шестнадцатилетних
мальчишек. Герхард получил повестку через четыре дня после своего
шестнадцатилетия, которое семья отметила весело и беззаботно. Явиться на
призывной пункт надлежало в течение трех суток.
– Как это? – растерянно пробормотал мальчик,
разглядывая официальную бумагу. Она пришла как раз перед тем, как ему надо было
отправляться в гимназию. – Разве они могут так поступить, а, папа?
Вальмар угрюмо смотрел на него.
– Не знаю, но попробую это выяснить.