Он угрюмо насупился, и Кассандра встревоженно подняла брови:
– Что ты хочешь этим сказать?
– А как ты думаешь? Рано или поздно они придут и за мной.
Когда это будет – через месяц, через полгода, через год?
– Не сходи с ума. Гельмут не писал романы. Он был публицист,
открыто выступал против Гитлера. Неужели ты не понимаешь, что это совсем другое
дело? За что им тебя ненавидеть? За твой роман «Поцелуй»?
– Знаешь, Кассандра, я и в самом деле не вижу тут разницы.
Он с неудовольствием огляделся по сторонам, чувствуя, что
стены собственного дома вдруг стали хрупкими и ненадежными. Фашисты могли
ворваться сюда в любую минуту.
– Дольф, милый, ну прошу тебя, будь благоразумен. Произошла
ужасная вещь, но с тобой такого случиться не может. Ты известный человек. Они
не посмеют просто так взять и расправиться с тобой.
– Не посмеют? Почему? Кто им может помешать? Ты? Кто-нибудь
другой? Никто ничего не сделает. Что сделал я для спасения Гельмута? Ровным
счетом ничего.
– Хорошо, тогда уезжай. Отправляйся в Швейцарию. Там тебя
будут печатать. А главное, там ты будешь в безопасности.
Он взглянул на нее с возмущением:
– Кассандра, я немец. Это моя страна. Я имею такое же право
жить здесь, как любой другой человек. Почему я должен уехать?
– Если ты не видишь причин для отъезда, зачем тогда ты
морочишь мне голову, черт подери?! – не выдержав, вспылила она.
Это была их первая ссора.
– Я всего лишь говорю тебе, что моя страна катится в
пропасть, и меня от этого тошнит.
– Но ты ведь ничего не можешь изменить. Если ты уверен, что
все так плохо, уезжай. Уезжай прежде, чем эта страна тебя уничтожит.
– А что будет с тобой? Ты останешься здесь и будешь делать
вид, что все в порядке? Ты думаешь, тебя это безумие не коснется?
– Я не знаю… Не знаю… Я вообще больше ничего не знаю и
ничего не понимаю.
Прекрасная Кассандра совсем выбилась из сил. Уже в течение
нескольких недель Вальмар и Дольф донимали ее этими страшными разговорами, и
она чувствовала себя совершенно беспомощной. Больше всего ей хотелось, чтобы
мужчины утешили, успокоили ее, пообещали, что все будет хорошо, никаких перемен
к худшему не ожидается, а вместо этого и муж, и возлюбленный твердили, что
дальше будет только хуже и хуже. Вальмар добивался, чтобы она перестала видеться
с Дольфом, а Дольф все время негодовал и неистовствовал, будучи не в силах
что-либо предпринять. Вот и сейчас его бессвязная гневная речь растянулась на
добрых полчаса. В конце концов Кассандра не выдержала и тоже впала в ярость:
– Какого черта ты хочешь от меня? Что я могу сделать?
– Ничего ты не можешь сделать, будь все проклято!
По его щекам текли слезы – Дольф оплакивал своего пропавшего
друга. Он притянул Кассандру к себе и всхлипнул:
– О Господи… Кассандра… О Господи…
Они простояли, обнявшись, целый час. Кассандра утешала его,
словно он был ее сыном:
– Ничего, милый, ничего. Все обойдется… Я люблю тебя…
Ничего более утешительного сказать ему она не могла.
Кассандра чувствовала, как страх, которому она так долго противилась,
овладевает всем ее существом. А что, если Дольфа и в самом деле утащат куда-то
в ночь? Вдруг она сама окажется на месте истерически рыдающей подруги Гельмута?
Нет, с ней, то есть с ним, такого произойти не может… Подобные вещи случаются
только с другими…
Когда Кассандра вечером вернулась домой, Вальмар ждал ее не
у себя в кабинете, как обычно, а в салоне. Предложив жене сесть, он плотно
закрыл дверь.
– Кассандра, это становится невыносимо.
– Я не хочу говорить с тобой на эту тему.
Она отвернулась и стала смотреть в пылающий камин, над
которым висел портрет деда Вальмара – казалось, вездесущие глаза на холсте
следят за всем, что происходит в комнате.
– Сейчас неподходящий момент.
– У тебя всегда неподходящий момент! Послушай, если ты не
выполнишь мое требование, я ушлю тебя из Берлина.
– Никуда я не поеду. Я не могу сейчас его бросить.
Было безумием обсуждать подобные вопросы с мужем, но у
Кассандры не было выбора. Уже два месяца прошло с тех пор, как ее роман
перестал быть тайной. Кассандра любой ценой должна была настоять на своем –
слишком часто уступала она мужу в прежней жизни. Она отказалась от театра,
отказалась от собственных детей, но Дольфа ни за что не бросит.
Кассандра резко обернулась к мужу:
– Вальмар, я не знаю, что делать. Мне трудно верить в то,
что мы живем не в кошмарном сне. Что происходит с нами, с Германией? Неужели
всему причиной этот идиот с усиками?
– Очень может быть. А скорее всего дело в том, что этот
человек пробудил безумие, таившееся в наших душах. Может быть, все эти люди так
восторженно встретили его, потому что давно уже ждали этого часа…
– Неужели никто не может его остановить?
– Думаю, уже поздно. Он заразил своим безумием весь народ,
пообещал людям богатство, успех, процветание. На неискушенные умы это действует
как гипноз. Противоядия не существует.
– А что будет с нами, с остальными?
– Поживем – увидим. Но с твоим другом, Кассандра, все ясно.
Если дела и дальше пойдут подобным образом, долго ждать ему не придется. Ради
Бога, послушай меня. Поезжай к моей матери, поживи какое-то время у нее,
обдумай все как следует. Отдохни от нас обоих.
Но Кассандра не желала быть вдали от них. И еще она знала,
что не должна оставлять Дольфа.
– Хорошо, я подумаю об этом, – сказала она, и Вальмар
понял по ее тону, что надежды нет.
Больше он ничего не мог сделать. Впервые за свои без малого
шестьдесят лет жизни Вальмар фон Готхард был побежден. Он медленно поднялся и
направился к двери.
– Вальмар! – окликнула его Кассандра, протянув к нему
руку. – Не смотри так на меня… Мне очень жаль, что все так получилось…
Он становился у дверей:
– Тебе жаль. Мне тоже жаль. Боюсь, нашим детям тоже будет о
чем пожалеть. Ты губишь себя и, возможно, губишь всех нас.
Но Кассандра фон Готхард ему не поверила.
5
В феврале Вальмар и Кассандра присутствовали на Весеннем
балу. Погода была еще зимняя, но все уже праздновали приближение весны. Под
длинной горностаевой шубой на Кассандре было изысканно-простое бархатное платье
с глубоким вырезом и расширяющейся от талии юбкой. В этом белоснежном наряде,
дополняемом легкими атласными туфельками, с распущенными волосами, Кассандра
казалась небесным созданием, лишенным каких бы то ни было земных забот.
Невозможно было догадаться, что эта молодая женщина полдня ссорилась со своим
возлюбленным из-за его неопубликованной рукописи, что она находится в крайне
натянутых отношениях с мужем, с которым почти не разговаривает. С колыбели
Кассандру приучили не проявлять на публике своих чувств – для чувств
предназначена супружеская спальня. Поэтому фрау фон Готхард вела себя, как всегда,
безупречно: ласково улыбалась всем знакомым, танцевала с друзьями и коллегами
Вальмара. Ее появление в зале привлекло всеобщее внимание – Кассандра фон
Готхард всякий раз поражала окружающих элегантностью своих туалетов и неземной
красотой.