Глеба начало раздражать упорное нежелание девочки говорить. Он примчался в надежде получить ответы на свои вопросы и не собирался уйти не солоно хлебавши.
— Лунный рыцарь сказал, что кошелек побывал в руках у ведьмы, — без обиняков выпалил Глеб, надеясь, что хотя бы это заставит Марику разговориться.
Услышав это, девочка вздохнула с облегчением. Больше всего она терзалась мыслью, что не может предостеречь Глеба о кознях Ведуньи, и теперь испытывала благодарность к загадочному призраку за то, что тот открыл Глебу правду. Марика хотела сказать, что Лунный рыцарь не солгал, но ей остался лишь язык жестов, поэтому она кивнула.
Глеб по-своему истолковал ее молчаливое согласие. Оно было равнозначно признанию.
— Так это правда? — обескураженно переспросил он.
Марика снова энергично закивала.
— Ты издеваешься надо мной. Перестань играть в молчанку! — всерьез разозлился Глеб.
Девочка подавила невольный вздох. Чем дальше, тем мучительнее становилось выносить данный обет, но цена за нечаянно вырвавшееся слово была слишком высока.
Бессловесность Марики окончательно вывела Глеба из себя. Он схватил ее за плечи и настойчиво потребовал:
— Не притворяйся немой! Скажи, что это неправда. Или ты признаешь свою вину?
Девочка недоуменно смотрела Глебу в глаза. В чем она должна признаться? Она перебирала в уме все последние события и не находила своей вины. Разве Глеб сам не извинился за вчерашнюю ссору? Уста ее были заперты на замок, и она попыталась взглядом передать бушевавшие в ней чувства. В ее темных зрачках отразилось все, что она пережила со вчерашнего дня: зачарованная чаща и сумасшедший хохот филина; кузня, озаренная сполохами огня и ее страшный хозяин; покаяние кузнеца и целая ночь тяжких трудов во имя спасения заблудшей души. В чем она должна покаяться?!
Глебу показалось, будто он тонет в бездонной темной пучине. Во взгляде Марики в самом деле было что-то гипнотически колдовское. Юноша, не выдержав, отвел глаза и случайно глянул на неплотно прикрытую дверцу шкафа. В памяти всплыло, как Марика спешно захлопнула ее и прижалась спиной, точно хотела защитить от чужого любопытства. На ум пришли слова гувернантки: «Посмотрите, что она прячет в шкафу».
В другой раз Глеб счел бы диким и неуместным копаться в чужих вещах, но сейчас он был зол на Марику. Ему хотелось досадить девочке за ее издевательское молчание, сделать что-нибудь вопиющее и немыслимое наперекор ей.
— Не желаешь разговаривать? Тогда, может быть, покажешь, что ты там прячешь? — с вызовом спросил он.
Вспомнив о своей странной находке, Марика похолодела. Глеб неспроста решил заглянуть к ней в шкаф. Кто-то нарочно подсказал ему. Но кто? Она точно знала ответ: Ведунья. Кто, кроме нее, мог подбросить гадкую утварь ведьмовского ремесла? Старая ведьма наверняка вознамерилась оговорить ее перед Глебом. Это было последней каплей.
Марика уже открыла рот, чтобы оправдаться, как вдруг подумала, что Ведунье будет на руку, если она разделит судьбу кузнеца. Может быть, ведьма только того и ждет. Девочка плотно сжала губы и решительно преградила Глебу путь. Ее нежелание показать содержимое шкафа лишь подстегнуло юношу. В этот миг он не задумывался ни о манерах, ни о последствиях своего поступка, ведь гнев не ладит с разумом. Оттолкнув Марику, он рывком распахнул дверцу.
Среди пучков сон-травы и связок сушеных лягушачьих лапок омерзительно скалился козлиный череп.
Глава 20
Случай в конюшне
Глеб отшатнулся. Комната поплыла у него перед глазами. Лишь козлиный череп явственно и глумливо усмехался из темноты шкафа. Что это, явь или кошмарный сон? Чему же верить, если не глазам своим?
Неужели Марика и впрямь оборотень? Все складывалось против нее, но не слишком ли очевидно? Кто-то пытался ее опорочить, понял Глеб. Странно, но именно теперь злость на Марику улетучилась, и он больше чем когда-либо был уверен в том, что все это какая-то нелепая ошибка.
— Что это? Зачем тебе эта мерзость? — спросил Глеб.
Девочка молчала. Он хотел, чтобы она сказала хоть слово в свое оправдание, он бы поверил ей, а не чужим наветам.
— Скажи, что все это попало сюда случайно! Что ты не занимаешься колдовством. Скажи хоть что-нибудь. Я хочу знать правду!
Как нетерпеливы порой бывают люди. Они требуют правды сейчас, чтобы завтра казниться и кусать локти, что не смогли подождать.
«Что тебе слова мои? Звук. А мне? Вечный мрак», — с безысходностью подумала Марика. Она поняла, что судьба ее решена. Она не сумеет больше противиться заклятию клада. Стоит ли краткий миг правды того, чтобы погибнуть и вечно скитаться среди неприкаянных душ?
Может, и нет. Но она решила, что такова месть духов, разгневанных ее ослушанием. Марика глубоко вздохнула и уже открыла рот, чтобы сбросить с себя тяжкий груз обвинений, когда в комнату вбежал Прошка.
Паренек запыхался от быстрого бега. Его глаза горели возбуждением, а на лице читалось беспокойство.
— Дозвольте слово молвить. Там барышню кличут, — сбиваясь с дыхания проговорил он.
Волнение Прошки передалось Глебу.
— Где? Что произошло? — спросил он. Прошка кивнул на Марику.
— Ейный жеребец взбесился. Одному работнику так копытом саданул, что лекаря надобно. Конюха чуть не зашиб. Главный конюший просит, чтобы барышня пришла. С ее конем только она может справиться.
Марике не надо было повторять дважды. Воспользовавшись заминкой, она стрелой метнулась к двери, выскочила из комнаты, пронеслась по коридорам дворца и, оказавшись на улице, побежала на задний двор.
Она была уверена, что переполох на конюшне — не случайность. Это духи подавали ей знак, что она прощена. В тот самый миг, когда она готова была навлечь на себя заклятие клада, духи послали ей избавление, позволив избежать объяснений и неминуемой расплаты.
Девочка неслась во все лопатки, будто у нее за спиной выросли крылья. Сейчас она меньше всего думала о том, что произошло в конюшне. В голове пульсировала одна радостная мысль: спасена!
Следом за Марикой, точно хвост за кометой, бежали Глеб и слуги. На заднем дворе толпился народ. Возле конюшни Марика остановилась, впервые осознав, что ее любимец в беде. Из запертого помещения доносилось отчаянное ржание лошадей и топот. Беснующиеся животные били копытами, пытаясь разнести стойла. Конюхи в растерянности топтались возле дверей, не решаясь зайти внутрь.
Увидев Марику, главный конюший бросился к ней.
— Госпожа! Беда! Резвый взбесился ни с того ни с сего, будто его кто сглазил. Ей-богу, на то никакой причины не было. Я взялся его утихомирить, да куда там. За вами послал, думал, вы с ним поговорите — он и успокоится. Он ведь вас больно слушается. Да за это время другие с ума посходили. Теперь не знаю, что и делать. Люди боятся туда заходить. Да и опасно, право.