— Так что же тогда?
— В предписании сообщается, что я должен быть там в
следующий вторник.
— Ну и что? У тебя другие планы? Возможно, еще не
поздно переиграть.
— Не в этом дело. Я должен выехать послезавтра Я сказал
моему мальчику… — Ник замер, и Джек понял, в чем дело. У него тоже были жена и
трое дочерей. Джек похлопал Ника по плечу и оставил его наедине с мыслями. Тем
же вечером Ник позвонил Джонни. Оказалось не просто сообщить сыну эту новость.
Он уже знал, что уезжает поездом в четверг вечером, а до этого получит отпуск
на сутки. Этого времени, конечно, явно не хватало, чтобы попрощаться с сыном,
но большего у них не было. Сначала Ник переговорил с Хиллари и объяснил ей
ситуацию, и раз в жизни та повела себя прилично и согласилась отпустить Джонни
в среду вечером, чтобы он провел с отцом четверг до времени отправки. Потом она
позвала к телефону Джонни, сказав Нику, чтобы тот сам с ним поговорил.
— Привет, папа.
— Майор папа, с вашего позволения. — Ник старался
сохранить бодрость, но думал лишь о предстоящем расставании. Это было непросто
для них обоих, и он боялся, как бы Джонни не почувствовал себя брошенным. Но с
другой стороны, Ник знал, что делает то, что ему велит долг. — Как поживаешь,
тигренок?
— У меня все о'кей. — Но голос мальчика звучал
грустно Он еще не оправился от новости, которую Ник сообщил ему два дня назад,
а теперь ему предстояло узнать еще более грустные известия.
— Как насчет того, чтобы побыть со мной завтра?
— А можно? — обрадовался Джонни — Ты думаешь, мама
разрешит?
— Я уже спросил у нее, и она согласилась.
— Ура! Как здорово!
— Я заеду за тобой в пять часов. Вечером ты будешь у
меня и давай думать, где хочешь пообедать.
— Ты хочешь сказать, что уже получил увольнительную?
— Конечно. Я ведь важное лицо. Джонни рассмеялся.
— Наверное, морским пехотинцем быть очень здорово.
Ник застонал.
— Я бы этого не оказал. — Прошло уже восемнадцать
лет, но он до сих пор помнил учебный лагерь для новобранцев. — Как бы там
ни было, завтра увидимся. В пять часов. — Он повесил трубку и не спеша
отошел от телефона. Им предстояло тяжелое прощание, но оно было не тяжелее
того, что пришлось им пережить всего несколько недель тому назад. Ник вспомнил
о суде и усилием воли отогнал от себя эти мысли. Его до сих пор била дрожь при
воспоминании о том вечере, когда Хиллари приехала забирать Джонни. Нынешнее
прощание обещало быть не проще, и Ник не ошибся.
Он сообщил Джонни новость за обедом на следующий вечер, и
мальчик замер, не отводя от него глаз. Это не вызвало у него ни слез, ни
возражений, он просто молчал и смотрел на Ника с таким видом, что у того
разрывалось сердце.
— Ну же, тигренок. Все не так плохо.
— Ты обещал, что больше никогда не оставишь меня. Ты
обещал, папа. — Он не жаловался, а просто тихо и спокойно констатировал
факт.
— Но, Джонни, началась война.
— Мама говорит, что ты не обязан уходить в армию.
Ник тяжело вздохнул.
— Она права. Если бы я захотел, я мог бы спрятаться за
своим письменным столом, но это было бы неправильно. Неужели ты гордился бы
мной, если бы я так поступил? Через несколько месяцев отцы всех твоих друзей
пойдут на войну. И что бы ты тогда думал?
— Я бы радовался, что ты здесь, со мной. — По
крайней мере Джонни не кривил душой. Но Ник только покачал головой.
— В конце концов тебе стало бы за меня стыдно. Неужели
ты действительно хочешь, чтобы я остался?
— Не знаю. — Джонни долго сидел, опустив глаза в
тарелку. — Я просто хочу, чтобы ты не уезжал. — Наконец он взглянул
на Ника.
— И я бы очень хотел, чтобы японцы не ударили по
Пёрл-Харбору, Джон. Но они напали на нас. И теперь наша очередь ответить. В
Европе война идет уже очень давно.
— Но ты говорил, что мы никогда не вступим в войну.
— Я оказался не прав, сын. Я чертовски ошибался. А
теперь я должен выполнить свой долг. Я буду безумно скучать по тебе каждый день
и каждую ночь, но мы оба должны понимать, что я поступаю правильно.
Слезы медленно выступили на глазах Джона. Нику не удалось
убедить его.
— А что, если ты не вернешься? — хриплым голосом
спросил мальчик.
— Я вернусь. — Ник хотел было добавить «клянусь
тебе», как и раньше, но за последнее время ему не очень удавалось выполнять
свои клятвы. — Просто верь в это, сын. Верь, что я вернусь, — и я
вернусь.
Рассказывая Джону о Сан-Франциско, Ник заплатил по счету, и
они отправились домой. Ник странно чувствовал себя в военной форме, но за
последние несколько дней униформа стала мелькать повсюду. Они вышли из
ресторана обнявшись, и Ник задумался, станет ли сын когда-нибудь гордиться
отцом или ему будет все равно и он не сохранит в памяти ничего, кроме чувства
горечи — сначала его обманула мать, не проявлявшая о нем заботу, потом ничего
не соображающий судья и, наконец, отец, сбежавший поиграть в солдатики. С
тяжелым сердцем Ник уложил Джона в постель, но на следующий день стало еще
хуже. Они долго гуляли в парке, наблюдая за пируэтами конькобежцев на катке, но
мысли их были далеко, и, казалось, время бежит слишком быстро. В четыре часа
Ник вернулся с Джоном к Хиллари, и та, открыв дверь, внимательно посмотрела на
сына. Вид у него был такой, словно кто-то умер, и она не стала уходить, пока
Ник прощался с ним.
— Береги себя, сын. При любой возможности я буду
звонить тебе из Сан-Франциско. — Ник опустился на колени рядом с плачущим
мальчиком. — Береги себя, слышишь? Я вернусь. Знай это, я вернусь.
Но Джонни в ответ лишь обхватил отца за шею.
— Не уезжай… не уезжай… тебя убьют.
— Не убьют. — Ник тоже с трудом сдерживал слезы, и
Хиллари отвернулась. Впервые в жизни их боль затронула и ее душу. Ник еще раз
крепко обнял мальчика и поднялся. — А теперь ступай, сын.
Но Джон остался стоять, глядя вслед Нику — тот, выйдя на
улицу, еще раз повернулся и помахал рукой, а потом побежал ловить такси —
высокий светловолосый военный с темно-зелеными глазами, омытыми слезой.
Ник собрал свои вещи и попрощался с горничной. Та тоже
всплакнула, и он обнял ее перед уходом, потом пожал руку Майку внизу у входной
двери и отправился на вокзал. Заняв свое место в окружении других военных, Ник
вспомнил о последнем поезде, который ему довелось провожать, — поезд
увозил Лиану в Вашингтон, а он стоял на платформе и смотрел вслед уходящему
составу. Как изменились с тех пор их жизни, по крайней мере, его жизнь. Он
надеялся, что с ней ничего не случилось и что Арман все еще жив. Теперь он на
собственном опыте знал, какое душераздирающее расставание им пришлось пережить
в Тулоне. Пока поезд бежал на запад, Ник думал лишь о сыне, как тот смотрел на
него и плакал. Во время одной из остановок Ник попытался позвонить ему, но
Джона не было дома, и Нику пришлось поспешно возвращаться в вагон. Он пытался
дозвониться до него и из Сан-Франциско, но все время оказывался у телефона в
неподходящее время. Его завалили приказами, распоряжениями и назначениями —
надо было привыкать к новому военному режиму. Так что когда наконец Ник
добрался до своей комнаты, он почувствовал себя так, словно у него гора
свалилась с плеч. Военно-морские силы заняли несколько небольших гостиниц на
Рыночной улице, так как больше расселять новобранцев было негде. И когда Ник во
вторник вечером закрыл за собой дверь номера, ему уже не верилось, что прошла
всего лишь неделя с тех пор, как он надел форму. Казалось, что он в армии уже
многие годы и служба ему смертельно надоела. Но шла война, и Ник надеялся, что
в ближайшее время он поднимется на борт корабля В этом городе его ничто не
ждало. Повсюду кишмя кишели военные. И единственное, на что он сейчас
надеялся, — это несколько часов спокойного сна. Он лег в темноте на узкую
постель и только-только начал погружаться в сон, как в дверь постучали. Ник
вскочил с кровати, ушиб большой палец ноги и выругался. Когда он распахнул
дверь, на пороге стоял нервного вида ординарец с папкой в руках.