— И мне так хорошо здесь.
Вечером они устроили тихий обед на двоих, и Ник сам уложил
сына в постель. Ему надо было о многом поговорить с мальчиком, но сейчас это
могло подождать. В субботу они катались на коньках в Центральном парке, а потом
пошли в кино и ели гамбургеры. Все это очень отличалось от их прежней жизни, в
их отношениях исчезла легкость привычного сосуществования, но Ник все равно был
рад. А в воскресенье он сказал сыну то, что откладывал два дня. Они несколько
раз возвращались к Пёрл-Харбору и к тому, что это означает для Соединенных
Штатов, но лишь в воскресенье днем Ник сообщил, что уходит в армию.
— Ты? — Джонни посмотрел на него с изумленным
видом. — Ты хочешь сказать, что пойдешь сражаться с японцами?
Ник кивнул.
— Не знаю, куда меня пошлют, Джон. Могут послать куда
угодно.
Мальчик задумался, а потом поднял на отца глаза.
— Это значит, ты снова уедешь, как тогда в
Париже. — Он не стал напоминать отцу о том, что тот обещал никогда больше
не бросать его, но Ник все равно увидел укоризну в его взгляде. И вдруг,
несмотря на то что весь мир перевернулся вверх ногами и что Гавайи подверглись
авианалету, Ник ощутил вину за то, что записался добровольцем. Потому-то он и
звонил Уильямсу. Как глава крупнейшего промышленного предприятия страны, он мог
получить броню. Но этого Ник не хотел, он хотел идти сражаться за свою страну.
Сына у него отняли, и он решил уехать от всего этого — от Хиллари, от судебных
заседаний, от мучений, связанных с апелляцией, и даже от этой укоризны в глазах
сына за то, что Ник не смог удержать его. Бродя по лесам Массачусетса, Ник
понял, что нуждается в радикальных переменах, и, как только услышал о
Пёрл-Харборе, сразу понял, что должен идти воевать. Он звонил Рузвельту, чтобы
поставить президента в известность и ускорить процесс зачисления в армию. Он
переговорил с Бреттом и попросил того возглавить «Сталь Бернхам», пока он
отсутствует. Только Бретту можно было доверить фирму. И поскольку тот
согласился, путь свободен.
— Когда ты уезжаешь, папа?
Джонни задал этот вопрос совсем как взрослый человек. За
последние месяцы ему пришлось немало повидать, и он сильно повзрослел.
— Не знаю, Джонни. Возможно, не сразу — все зависит от
того, куда меня пошлют. — Джонни обдумал ответ отца и кивнул. Но весь
остаток дня был омрачен, и Ник был вдвойне рад тому, что не стал говорить Джону
об этом раньше.
Даже Хиллари обратила внимание на подавленное состояние
мальчика, когда Ник его привез. Она посмотрела на Джонни, потом перевела взгляд
на Ника и спросила:
— Что случилось?
— Я сказал ему, что ухожу в армию.
— В морскую пехоту? — изумленно спросила Хиллари,
и Ник кивнул. — Но ведь ты уже отслужил.
— Наша страна вступила в войну, или ты не слышала об
этом?
— Но ты не обязан идти в армию. Ты освобожден от
военной службы.
Ник заметил, что Джонни с интересом прислушивается к их
разговору.
— У меня есть долг перед страной.
— Ты что, считаешь, я сейчас начну распевать
«Звездно-полосатый флаг»?
Ник проигнорировал замечание Хиллари и склонился, чтобы
поцеловать сына.
— До свидания, Джон. Я позвоню тебе завтра. — Он
должен был явиться в Квантико, штат Виргиния, во вторник, после чего ему предстояли
две полные забот недели. Он уже давно числился в резерве, поэтому ему не надо
было проходить переподготовку, и он возвращался в армию в том же звании майора,
в котором когда-то покинул ее.
Вечером, вернувшись к себе, Ник задумался: неужто Хиллари
начнет внушать Джону, что он не должен идти на фронт? Что это глупо. Что тогда
подумает мальчик? Что отец его попросту бросил. И Ник вдруг снова ощутил
страшную усталость, потом попытался выкинуть эти мысли из головы и, вернувшись
в кабинет, решил заняться делами. До вторника надо было многое сделать.
Глава 39
Когда во вторник утром Ник явился на военную базу в
Квантико, он поразился, как много добровольцев возвращалось обратно в армию. Он
встретил нескольких знакомых из числа резервистов, а вокруг стояли еще легионы
молодых людей, записывавшихся добровольцами. Надев форму, Ник даже удивился,
насколько удобно он себя в ней почувствовал. Он прошелся по коридору, и
какой-то нервный юноша, вскочив, обратился к нему, назвав его полковником.
— Это генеральские погоны, сэр! — Рявкнул на него
Ник, пытаясь сдержать смех, и юноша чуть не описался от страха.
— Да, сэр! Генеральские! — Свежеиспеченный
солдатик исчез, а Ник, улыбаясь, завернул за угол и натолкнулся на старого
приятеля, который наблюдал эту сцену.
— Как тебе не стыдно. Эти ребята такие же патриоты, как
и ты. А может, и больше, чем ты. Решил развлечься после трудовой недели в
офисе? — С этим человеком Ник учился в Йеле, потом тот получил адвокатскую
практику, а много лет спустя они вместе стали резервистами.
— А с тобой что случилось, Джек? Неужто тебя
дисквалифицировали?
— Естественно, как бы я иначе оказался здесь? —
Оба рассмеялись и двинулись вдоль по коридору. Им предстояло получить
предписание относительно места службы. — Хотя должен тебе признаться,
вчера ночью я решил, что я все-таки идиот.
— Я знал это, еще когда ты был в Йеле. Ты ничего не
слышал, куда нас могут послать? — Ник посмотрел на приятеля.
— В Токио. В гостиницу «Империал».
— Звучит неплохо, — улыбнулся Ник. Было странно вновь
оказаться в военной среде, но вовсе не неприятно. Накануне вечером Ник
разговаривал с Джонни, и ему показалось, что мальчик наконец понял его. Более
того, в голосе Джонни слышалась гордость за отца, и это принесло Нику огромное
облегчение.
Ник и Джек отсалютовали девушке-лейтенанту, вручившей им
назначение, и девушка улыбнулась им в ответ. За всю неделю она еще не видела
такой симпатичной пары, и, хотя на левой руке Джека Эймса поблескивало
обручальное кольцо, она успела заметить, что у Ника Бернхама такового не было.
— Их надо вскрыть при вас, лейтенант? Или можно
подождать?
— Как вам угодно, главное, чтобы вы вовремя оказались
на месте.
Девушка улыбнулась, и Джек с нервной ухмылкой первым раскрыл
конверт.
— Победитель получает… черт. Сан-Диего. А у тебя, Ник?
Ник раскрыл конверт и взглянул на небольшой листок.
— Сан-Франциско.
— Ну а потом уже в Токио, да, моя сладенькая? — и
Джек ущипнул девушку за щеку.
— Я — лейтенант, — деланно возмутилась та. Они
вернулись в коридор, и Ник погрузился в размышления.
— В чем дело? Тебе не нравится Сан-Франциско?
— Нет, вполне устраивает.