Перепутье - читать онлайн книгу. Автор: Даниэла Стил cтр.№ 64

Лиана отнесла девочкам обед в комнату, и они все вместе долго сидели и разговаривали. Элизабет смотрела на Лиану с таким видом, словно все ее детство растаяло в одночасье. В восемь лет она знала больше, чем обычно знают дети вдвое старше — она уже была знакома с болью, потерями и предательством.

— Они говорили, что папа — нацист… Миссис Малдок сказала миссис Макквин, и та передала Анни… Но папа не нацист! Он не нацист! Не нацист! — И она перевела печальный взгляд на Мари-Анж и Лиану. — А что такое — нацист? Лиана впервые за этот день улыбнулась.

— Если ты не знаешь, кто такие нацисты, что же ты так расстраиваешься?

— Я думаю, это грабители, плохие люди, да?

— Что-то вроде. Нацисты — это очень плохие немцы. Они воюют с Францией и Англией и убили множество людей. — Лиана подумала и не стала добавлять «детей».

— Но папа не немец. — Теперь вид Элизабет свидетельствовал о том, что она не только страдает, но и абсолютно сбита с толку. — А вот мистер Шуленберг на мясном рынке — немец. Он нацист?

— Нет, это другое, — вздохнула Лиана. — Он еврей.

— Нет, не еврей. Он немец.

— Он еврей из Германии. Ну, не важно. Евреев нацисты тоже не любят.

— Они убивают их? — Элизабет была потрясена, когда ее мать в ответ кивнула. — За что?

— Это трудно объяснить. Нацисты очень плохие люди, Элизабет. Немцы, захватившие Париж, были нацистами. Поэтому папа и хотел, чтобы мы уехали, потому что здесь мы в безопасности. — Лиана и раньше объясняла это дочерям, но они никогда ее по-настоящему не понимали, пока дело не коснулось их самих, пока их не вымазали красной краской и не нарисовали на спинах свастики. Теперь дети сами стали частью войны. Но у Элизабет появилась новая тревога.

— Они убьют папу? — Лиана никогда не видела у нее таких испуганных глаз, ей хотелось заверить девочек, что этого не произойдет, но имела ли она на это право? Она только крепко зажмурила глаза и покачала головой.

— Папа не даст им убить себя.

Лиане оставалось только молиться, чтобы это оказалось правдой, чтобы Арман продолжал обманывать нацистов столько, сколько потребуется. Но, казалось, Мари-Анж понимает все лучше, чем Элизабет, — она продолжала сидеть на кровати в состоянии шока, так и не притронувшись к обеду, и слезы медленно струились по ее щекам.

— Я никогда не вернусь в школу… Никогда! Я ненавижу их.

Лиана не знала, что ответить. Не могут же девочки перестать ходить в школу на все время войны, но и допустить повторения подобного она не могла.

— В понедельник я поговорю с директрисой.

— Все равно. Я не пойду туда.

Девочек глубоко оскорбили, и Лиану вдруг тоже охватила ненависть к тем, кто обидел ее детей.

— А мне придется пойти, мама? — Глаза Элизабет округлились от ужаса.

Обе они разрывали сердце Лианы, каждая по-своему, каждая раненная непонятно за что до глубины души. Как Лиана могла объяснить детям, что их отец вовсе не нацист, не подручный Петена, как думали все, а, напротив, борется с нацистами? Когда-нибудь, когда война закончится и не надо будет все скрывать, она сможет объяснить им это. Но какой в этом будет смысл? Им надо знать это сейчас, а сейчас Лиана не могла им ничего сказать.

— Я должна пойти, да? — Элизабет смотрела на нее с мольбой.

— Не знаю, посмотрим.

Все выходные Лиана не отходила от детей. Все трое были подавлены и почти не разговаривали. Они долго гуляли по скверу, потом Лиана повела девочек в зоопарк, но настроение их не улучшалось. Девочек словно переломили, и Лиана так и заявила в понедельник директрисе. Девочки остались дома, а Лиана пришла в школу еще до девяти часов, и когда директриса, миссис Смит, подошла к своему кабинету, мама сестер де Вильер уже ждала ее. Она рассказала о том. в каком виде девочки накануне вернулись домой, описала, какую это причинило им травму, и с горестным выражением лица посмотрела на директрису.

— Как вы могли допустить, чтобы произошло такое?

— Но я же не имела ни малейшего представления… — Директриса тут же заняла оборонительную позицию.

— Это произошло здесь, в школе. Мари-Анж сказала, что на нее напали семь девочек из ее же класса, и точно так же обошлись с ее младшей сестрой. Они взяли ножницы, краску и заперли их в классе. Это все равно что издевательства в гетто, даже хуже. Дети наказывают друг друга за то, чего сами не понимают, что не имеет к ним никакого отношения, и все это из-за сплетен, которые распускают их родители.

— Надеюсь, вы не считаете, что мы можем и это контролировать? — чопорно осведомилась директриса.

— Я считаю, что вы должны защищать моих дочерей, — повысила голос Лиана.

— Со стороны может показаться, что ваши дети стали жертвами жестокости одноклассниц, миссис де Вильер, но факт заключается в том, что они страдают из-за вашего мужа.

— Что вы знаете о моем муже? Он в оккупированной Франции каждый день рискует своей жизнью, и вы мне будете говорить, что мои дети страдают из-за него? Мы год прожили в Европе после объявления войны, мы были там, когда Париж сдали, мы провели два дня в рыбачьей лодке, сидя на куче тухлой рыбы, в ожидании судна, которое отвезет нас сюда, две недели мы спасались от торпед в Атлантике, мы видели, как погибло четыре тысячи человек, когда потопили канадский корабль. Поэтому не надо рассказывать мне о моем муже и о войне, миссис Смит, потому что, сидя здесь, в Джорджтауне, вы не знаете об этом ровным счетом ничего.

— Вы абсолютно правы, — миссис Смит встала, и Лиане очень не понравился ее взгляд. Возможно, она зашла слишком далеко, но ей было уже все равно. Они достаточно всего пережили. Вашингтон оказался еще хуже Парижа, что до, что после оккупации, и Лиана уже жалела, что вернулась сюда. Лучше бы они остались при немцах в Париже с Арманом. И если бы она могла, она бы следующим же рейсом уехала обратно в Европу Но никаких рейсов не было, и Лиана прекрасно знала, что Арман не позволил бы ей этого сделать. Они не для того рисковали жизнью, возвращаясь в Штаты, чтобы через четыре месяца передумать и отправиться обратно. От охватившего смятения у нее мутился рассудок.

А теперь еще директриса школы с плохо скрываемым презрением и гневом взирала на нее.

— Вы правы. Я ничего не знаю о войне. Но я знаю детей и знаю их родителей. Родители разговаривают, а дети слушают. А родители говорят, что ваш муж входит в правительство Виши и сотрудничает с немцами. Это ни для кого не секрет. Я слышала об этом в первую же неделю, когда девочки начали посещать школу. Мне было грустно это слышать. Мне нравился ваш муж. Но его дети вынуждены платить за его политические взгляды точно так же, как и вы. В этом нет ни моей вины, ни вашей, но это факт. И им придется смириться с этим. А если они не смогут смириться, им придется вернуться в Париж и ходить в школу с французскими и немецкими детьми. Идет война — это известно вам, мне, и это известно детям. Ваш муж сделал неправильный выбор. Это предельно просто. Я подозреваю, что именно поэтому вы оставили его. Ходят слухи о том, что вы собираетесь разводиться. По крайней мере детям это могло бы помочь.