Отдай туфлю, Золушка! - читать онлайн книгу. Автор: Анастасия Разумовская cтр.№ 76

Профессор универа, ни дать, ни взять. Я нахмурилась:

—То есть, Эрталия — всё же выдумка? Ставшая явью? Потому что её придумали братья Гримм?

—Не совсем,— Фаэрт поморщился.

—Не совсем, но я близка к истине? То есть, если я в детстве сочинила сказку про Кандрату, королеву синих шнурков, то где-то образовался мир Вонючих Носков и город Рваных Колготок?

Он покосился на меня:

—Странные фантазии для девочки… Нет. Не значит. Не всякая фантазия влияет на иные миры. Для этого она должна ожить. И, согласно сорок восьмому закону термодинамики, ожив, она отразится в среднем на пяти-шести уже существующих миров. Вселенная похожа на зал со множеством различных зеркал, которые отражают друг друга.

—А Первомир?

—Тоже зеркало. И тоже отражает отражения других зеркал, иногда перехватывая то, что изначально послало само, но через миллионы отражений оно может выглядеть совсем иначе.

—Поняла. А время? Мама рассказывала, что пока она была в Эрталии, у нас время не двигалось, а если так, то… То наоборот же! Белоснежка должна была прожить счастливую жизнь до глубокой старости и умереть, а мне бы и пяти лет не исполнилось!

—Время не столь прямо пропорционально, как принято считать,— Фаэрт устало присел на край стола. Он выглядел каким-то почти измученным и бледным.— Им можно управлять, его можно ускорять и замедлять. Так же, как и пространство. Каждый поворот времени вспять добавляет зеркал миров во вселенную.

—Тогда верните меня в тот день, когда я поехала в Выборг! И я просто никуда не поеду. А вам достанется ароматная тыква. Тоже неплохо.

Чертополох провёл рукой по лицу и мрачно взглянул на меня:

—Нет. Время Первомира изменить невозможно. Только в отражениях. Смотри,— он коснулся рукой шпингалета, перекрывающего модель,— это Первомир. Через него протягивается спираль остальных миров. Первомир в каждой секунде бывает лишь однажды.

—Не понимаю…

—В нём нет времени. В Первомире есть только миг: здесь и сейчас. Нет ни будущего, ни прошлого, только настоящее. Время в остальных мирах можно вращать, можно ускорять и замедлять, но тогда точки пересечения с Первомиром меняются.

Я сжала виски. Зачем так сложно-то⁈

—Хорошо, а тогда можно вернуть меня в день пробуждения в Эрталии? Я не стала бы запускать сказку и…

—Можно,— Фаэрт усмехнулся. Его кривая усмешка мне не понравилась.

—Я могу это сделать?

—Нет. Только хранитель времени.

Он выразительно помолчал, и я задала естественный вопрос:

—И какой ценой?

—Вот этой,— он коснулся изуродованной щеки.— Нарушать законы времени запрещено.

—Кем?

—А кем запрещено нарушать законы гравитации? Или законы сохранения массы? Нарушение любых законов всегда приводит к определённым последствиям.

Мы помолчали. Я попыталась вместить в себя всё услышанное. Вмещалось с трудом.

—Мама рассказывала, что фея Карабос уже помогала Золушке… Но Синди…

—Спираль, Аня. Это почти круг, но спираль. В трёхкоролевствии может быть тысячи Золушек. И тысячи Белоснежек. Сюжеты повторяются, разнясь лишь нюансами. Люди разные, их жизнь — разная. Сюжет — неизменен.

—А Кара это Карабос?

—Да.

—Другая, не та, которая помогала маме?

—Та же. Герои сказок меняются, но феи… Они вечны. Их невозможно убить, и невозможно лишить магии.

—А как же сожжение на костре?

Чертополох хмыкнул:

—Все сделали вид, что помогло.

—И ты… бессмертен? Как Кощей?

—Да.

Я вздрогнула. Поёжилась. Стало зябко.

—Аня, ты можешь уехать из Вечного замка с Гильомом. Ты можешь остаться со мной. Я даю тебе возможность выбора.

—Ха. С чего такая милость?

—Мне нужен ученик,— Фаэрт встал и подошёл к окну.— Возможно, я смогу тебя обучить чему-то толковому.

—С чего вдруг такие перемены?

Но колдун вдруг нахмурился и резко вытянул руку по направлению к городу.

—Что за…— пробормотал зло.

Обернулся ко мне. В его лице уже не было ни тени прежней усталости. Гнев. Удивление. Досада.

—Оставайся здесь,— бросил Чертополох.— Я скоро вернусь.

И шагнул в зеркало. А я опустилась в кресло и уставилась на макет спиральной вселенной.

Марион поднялся с колена, на которое приземлился в прыжке, огляделся. Отовсюду на него смотрел он сам.

—Проклятье,— прошептал принц,— я в зеркале.

—… лятье… лятье… лятье…— отозвалось стеклянное эхо.

—… кале… кале… кале…— ответило другое стеклянное эхо.

Надо было выбираться как-то из зеркального лабиринта. Принц не знал как, и вообще есть ли выход, но лучше сдохнуть, борясь за жизнь и свободу, чем умирать долго-долго и покорно.

—Здесь нет смерти,— напомнил он сам себе и двинулся вперёд.

Вечность. Не-жизнь.

Он шёл, продираясь через дробящиеся отражения, каждое из которых отражало его, искажая в световых преломлениях. Вот — высокий и тощий Марион, а вот — низкий, толстый, а вот… Марион-ребёнок, забившийся в угол и зажавший уши. Три поджарых гончих рвутся с поводков, рыча и лая, словно он — добыча, загнанный кролик.

А вот там Маргарита, любовница его отца, бьёт мальчика розгой по пальцам и шипит: «Ты — никчёмный, такой же, как твоя мать».

Выпученные глаза монфорийца, кровь, хлынувшая из губ мужчины на светлую бороду. Он глотает воздух, ещё не осознав, что уже мёртв, и в его сердце торчит шпага Мариона. Лязг, вопли, дым, грохот. Рядом падает Гортран, тот, с кем принц час назад хохотал над тупой шуткой про баб, с кем наворачивали пшеничную кашу… У Гортрана больше нет руки, но Марион не слышит его криков — грохот артиллерии заглушает. Принц запрыгивает на стену, бьёт кулаком в чьё-то лицо под каской, отпрыгивает от каменного осколка стены…

Почему-то таких отражений очень-очень много, они нависают кроваво-серой пеленой.

Юта. Юта в голубом платьице. Они вдвоём идут по кривой улочке, и девушка радостно грызёт подаренный ей леденец. И мечтает, мечтает о счастливой и сытой жизни. Марион молчит, жмётся и не знает, как сказать ей, что он не паж, а принц, как признаться в собственной лжи. И уши парня горят, словно два фонаря.

Марион, пьяный в дробадан, валяется в стогах ароматного сена, а к нему жмутся три красотки…

Принц резко остановился. Его замутило.

—Можно без этого⁈ — прорычал зло.