—Мамочка, пожалуйста.
—Асият,— прикрывает глаза,— в последний раз!— я целую в обе щеки и радуюсь, как маленький ребенок.
—Только, после того как папа уснет!— уточняет, хотя я и так знаю. Весь август так гуляла.
Мы с мамой, как те преступницы, караулили отца, когда он уснет. Мама ходила со мной до калитки, провожала и напоминала, чтобы в одиннадцать я была уже в постели.
—Я ждать не буду! Асият!— повышает голос,— даже не вздумай задержатся! В одиннадцать как штык, ты должна быть в постели.
—Да, да я помню! Мама,— обнимаю ее крепко, несмотря на то, что мы оба перепачканы в молоко,— я очень тебя люблю,— и это чистая правда. Отца тоже люблю, но из-за того, что он очень строгий, немного побаиваюсь, и естественно у нас с ним не такие отношения, как у него с Самиром. Мне кажеться, он его любит больше или просто потому что он мальчик, к нему относится по-другому. И поговорит, и спросит и вместе чинят велосипед или машинки Самира, со мной нет. Со мной коротко и по факту.
Я долго нежусь под струями душа, несколько раз намыливаю тело, чтобы смыть запах молока. Сушу волосы, надеваю длинное в пол платье, выхожу в гостиную, где все мирно сидят перед телевизором.
—Асият, дочка,— уставшим голосом говорит папа,— помоги матери на кухне, я уже спать хочу, а мы еще не ужинали.
Меня это радует как никогда, я быстро шагаю на кухню и накрываю на стол. Ужин проходит в тишине, как и всегда. Все уставшие, кроме Самира, молча трапезничают и думают каждый о своем. Я о своем Мураде.
Сердце бешено колотится, я волнуюсь и покрываюсь потом, или просто от духоты, август у нас выдался аномально жарким.
Мы с мамой тихо, стараясь не наступить ни на что, что могло бы издать хоть какой то звук идем к заветной калитке. Я кажется слышу стук маминого сердца, а она моего, так сильно волнуемся. И так каждый раз, когда мама провожает меня гулять.
—Лишь бы папа не проснулся!— молится каждая из нас про себя.
Чувствую себя преступницей, и если папа поймает нас на месте преступления, то нам несдобровать. А поймать он нас может только выходящим из дома, или со двора. В мою комнату он никогда не заходит, так что страшно только по пути к калитке.
Мама целует мне в лоб и шепчет:
—Дочка, может ну его, этого твоего Мурада.
—Мама, он завтра уезжает,— она открывает калитку.
—У меня плохое предчувствие!
—Ну что со мной может случится, я же в нашем селе.
—Я боюсь как бы в этот твой, то есть наш, последний раз папа не узнал.
—Не узнает, он крепко спит.
Я обещаю быть во время дома, и выхожу. Калитка за мной закрывается, но не на замок. На замок я закрываю сама, когда возвращаюсь.
Крепкие мужские руки хватают меня вдоль живота и прижимают к себе, как только я отхожу от калитки метров на пять.
—Мурад?— я по запаху узнаю своего принца.
—Ты ждала кого-то другого?
Глава 2
Тело покрывается мурашками, когда чувствую его горячее дыхание на своей шее. Мурад зарывается в мои волосы и вдыхает запах, шумно дышит. Я льну к нему спиной и кладу голову ему на плечо. Он все крепче и крепче прижимает меня к себе. Я теряюсь в реальности, когда легкий летний ветер развивает в воздухе его дурманящий запах. Он поднимает руки вверх по моему животу, я прикрываю глаза и тону в своих ощущениях, приятное тепло расплывается по телу, пока не ощущаю его наглые руки на своей груди, он сминает их через ткань платья и нагло присасывается к моей шеи.
Я словно просыпаюсь, убираю руки от своей груди, отхожу от него. Тяжело дышу, сгорая от стыда, что позволила ему прикасаться к себе. Опускаю глаза, щеки горят, будто я совершила какой-то грех. Закусываю губы и нервно тереблю платье.
—Не смущайся,— шепчет Мурад, когда подходит вплотную,— ну же, посмотри на меня,— я делаю шаг назад, он следом,— Асият, это нормально чувствовать то, что почувствовала ты. Это желание, страсть.
—Замолчи, не говори мне о таких вещах…— мы шумно дышим,— пошли к нашим,— я шагаю в сторону дороги, которая ведет к заброшенному дому, она далеко от нашего дома, и там собирается вся молодежь.
—Постой,— он догоняет, хватает за локоть, поворачивает меня к себе,— Асият,— я смотрю в его глаза и вижу то, чего никогда ранее не замечала, глаза горят, он смотрит не отрываясь, не моргая, приближается максимально близко ко мне, другой рукой хватает за талию, чтобы я не имела возможности сбежать,— зачем нам все?
—Они ждут нас,— я опускаю глаза, упираясь ладонями ему в грудь, отталкиваю, но все тщетно,— отпусти меня,— голос срывается, я вот-вот расплачусь, от стыда и смущения, от страха, что нас могут увидеть, или услышать, тогда не миновать позора. Меня никогда не трогал парень. Даже за руку. Да, мы с Мурадом очень сблизились за это лето, но кроме смущенных взглядов, ничего не было. Я часто заставала его наблюдающего за мной. Залипала на нем, когда сталкивались взглядами. Было очень тяжело прерывать зрительный контакт, но я всегда заставляла себя, и на этом все. А сейчас, за каких-то пару минут столько всего произошло, что мне понадобится уйму времени, чтобы все это переосмыслить, переварить.
—Это все нормально,— говорит ничуть не смущенным голосом Мурад, все еще держащим меня за талию,— он настолько близко ко мне, что я ощущаю как нечто твердое, каменное, впивается мне в бедро, словно ствол,— я все лето с ума сходил, слюни пускал по тебе,— говорит и облизывает мою щеку, я тут же отворачиваюсь и сильней отталкиваю его, губы проходятся по моей шеи, вызывая во мне тонну мурашек.
—Это очень неправильно, то что ты сейчас себе позволяешь…
—Скажи, я тебе нравлюсь?
—Нравишься..
—Блядь, у меня сейчас башку срывает от тебя…, не знаю, что со мной происходит и почему только в нашу последнюю встречу я осмеливаюсь тебе признаться, что ты мне очень нравишься,— он смотрит в упор, в мои глаза, опускает лицо и припадает к моим губам.
—Мурад…— удается выговорить, когда он отстраняется, берет за руку и тянет меня за собой.
—Пошли,— нам нужно отойти подальше от твоего дома, да и от села тоже,— он так быстро шагает, что я еле поспеваю за ним, путаясь в траве своим длинным платьем.
—Куда ты меня тащишь? Дальше там сеновал..
—Как раз, то что надо…
—Я боюсь темноты.
—Со мной тебе нечего боятся.
Минут через десять мы уже сидим на сене, я всю дорогу уговаривала вернутся, ссылаясь на то, что это неправильно, находится вдвоем, наедине.
—Иди ко мне, мелкая,— он хватает меня за плечо и тянет к себе, я так устала, пока бежала за ним, что не предпринимаю никаких усилий, чтобы сопротивляться, просто сижу рядом,— не представляешь как я торчу от тебя.
—Мурад, можно не говорить мне такие вещи?