—Как дела?— спрашиваю у все еще лежащей под одеялом Злату.
—Лиля сказала, что со вторника уже могу начать работать.
—Это безумная идея, танцевать по ночам, но тебя не отговорить!
—И не надо! Мы же должны на что-то жить?
—Можно найти другую работу!
—Мы пытались, ты вон до сих пор не вылазишь с сайтов с объявлениями, нашла?
—Будешь?— показываю ей хлеб, намазанный маслом, она кивает и нехотя поднимается с кровати,— и чай?
—Я сама чай налью, а ты бутер.
—Я когда найду хорошую работу, ты уйдешь с клуба?
—Асичка, танцевать для меня — это не только работа, а еще и моя мечта понимаешь?
—Понимала бы, если бы ты танцевала на большой сцене, с известным певцом или певицей, но не стрптиз!
—Не волнуйся, я же не всю жизнь буду танцевать? Да и выбора особого нет, ммм,— она с большим аппетитом ест бутерброд, запивает чаем.
—Ты не доедаешь, не высыпаешься, в институт не ходишь,— вздыхаю,— что мне с тобой делать?
—Ничего со мной не надо делать.
—Я переживаю.
—Вот начну работать, все наладится.
—Ага, наладится, как же!
—Я буду уходить вечером, весь день будем вдвоем!
—Как ты будешь просыпаться по утрам, аа? Когда будешь танцевать до двух ночи?
—Я привыкну, вот увидишь! Тебе пора в институт, а то опоздаешь.
—У нас сегодня физра первой парой, можно и пропустить.
—Да? Ты пропустишь пару?
—Чтобы побыть с тобой — да!
—У тебя все хорошо? Живот не болит? Как ты себя чувствуешь?
—Ничего не болит, не переживай. Мне кажется, я поправилась.
—Не кажеться,— она мило улыбается, уплетая бутерброд,— ты стала хорошенькой.
—То есть, до беременности я была плохой?— Я подхожу к большому зеркалу, рассматриваю себя. Натягиваю платье, сзади, чтобы обтягивал живот, смотрю на уже чуть выпирающий живот, радуюсь, а с другой стороны боюсь и бледнею.
—Ты всегда была хорошенькой. Правда,— Злата подходит ко мне,— что случилось?
—Скоро станет заметен живот. И мама и папа, даже Самир, заметят и тогда..
—Не начинай! И заранее не впадай в панику.
—Но. ладно. Злата?
—Ааа.
—А как смотрит Валера, на то, что ты будешь танцевать приватные танцы?
—Он так рад, что у меня получается!
—Ты уже одеваешься?— Злата уже стоит в свитере и джинсах,— уже уходишь?
—Минут через двадцать пойду,— я радуюсь, как маленький ребенок, что еще несколько минут мы можем поговорить,— побуду с тобой, а то совсем расклеилась без меня!
—Значит… говоришь, радуется?
—Ага.
—Это по твоему нормально?
—Что именно?
—Что твой парень, устроил тебя на такую работу! Хотя сам сын миллионера!
—Я никогда не попрошу у него денег, ты же знаешь!
—Знаю. Но еще я знаю, что любящий человек, никогда не допустит, чтобы его любимая девушка, танцевала в клубе.
—Асият, Валера правда меня любит.
—Как же! Все, молчу!— только потому, что не хочу портить ни ей, ни себе настроение.
—Как только получу аванс, выберем тебе клинику.
—Зачем? Я прекрасно себя чувствую.
—Встанешь на учет.
—Ну во-первых, я так рано не хочу. Во-вторых есть государственные больницы, туда и встану. Мы не миллионеры.
—Я же говорю, помогу тебе.
—Не нужно! У нас и без этого много других расходов.
Под громкие ворчания вахтера, мы вместе выходим из общежития, я на учебу, Злата в клуб. Если бы не авторитетный папа Златы, то она не пускала бы Злату ночью домой.
***
Черный внедорожник отца Златы останавливается почти рядом со мной, когда вечером я одна возвращаюсь домой с прогулки. То есть я провожала Злату в клуб, сама решила немного прогуляться в парке, перед сном.
Меня в миг накрывает паника.
Вопросы один за одним сыплются в голове:
Неужели он узнал, что Злата танцует в клубе? Хотя она только третий день, как начала работать.
Кто-то узнал и доложил?
Он проследил и сам узнал?
Зачем тогда он приехал к нам в общежитие, а не в клуб, если узнал?
—Девочка?— Петр Михайлович обращается ко мне, высунув голову в окно машины, в заднюю дверь,— не бойся. Не узнала меня?
—У-узнала,— выдавливаю короткую улыбку.
—Вот и славно, сядешь в машину, на пару слов?
—А может…
—Я не сделаю ничего плохого, поговорим, и все,— он сам выходит из машины, приглашая меня сесть. Я хоть и боюсь, но сажусь на заднее сидение, он рядом, водитель тут же выходит, оставляя нас наедине,— почему одна гуляешь? Где Злата?
—Ваша дочь, она немного заболела,— о всевышний, дай мне сил врать и не краснеть,— у нее голова болит!— тут же поправляю себя, когда вижу как сдвигаются вместе брови Петра Михайловича.
—Понятно,— он делает небольшую паузу, переводит дыхание и спрашивает: — Как Злата?
—У нее все хорошо.
—У вас есть, что покушать?— он заметно нервничает, сжимает руку в кулак, другой сильно сжимает ручку двери, до белых костяшек.
—Да, всего хватает,— Петр Михайлович открыто рассматривает меня, я невольно прикрываю живот руками.
—Я хотел попросить тебя… кое о чем.
—О чем?
—Только пожалуйста, ты не говори ей о нашей встрече, обещай.
—Хорошо,— и говорю и переживаю, что мне придется скрыть от подруги встречу с ее отцом.
—Злата — моя единственная дочь, которую я очень люблю. Но то что она творит, не входит ни в какие рамки. Я всегда шел у нее на поводу, чтобы она не захотела, не сделала, все принимал, молча, старался угодить, и это, наверное, было неправильным,— он смотрит в окно, куда-то вдаль,— когда она начала встречаться с этим Валерой, я просто обезумел! Как так? Моя дочь и этот щенок!— он опять нервничает и повышает голос, заметно, что не может справится с эмоциями, но тут же замолкает, выдыхает и продолжает совсем спокойно,— я хотел попросить о помощи. Я понимаю, что был жесток с ней, когда говорил… впрочем уже не важно. Важно то, что я остался без дочери. И это уже не исправить.
—Почему же? Все можно исправить!— я радуюсь, я просто безумно радуюсь, что сейчас Петр Михайлович признает свою вину, ну почти, и готов помириться с дочерью, но…
—Я знаю свою дочь, она вся в меня. Не простит.