—Конечно, нет! Только в мамину, и то не дальше двенадцать плюс.
На мое ошарашенное удивление Полина поясняет:
—Похоже на родительский контроль, чтобы я не добралась до семейного порно,— весело подмигивает, тут же заливаясь смущенным румянцем.
—Значит, Лика в курсе?— откровенья из прошлого и способности дочери никак не укладываются в моей голове.
—Да, мне нужно разрешение, что-то вроде авторизованного доступа. Мама часто пользуется мной, как видеорегистратором. То посмотреть, где положила ключи от машины, то восстановить в памяти заказы клиентов.
—А Виктория?
Полина отстраняется, закидывает ногу на ногу, скрещивает на груди руки — закрывается от меня.
—Бабушка знает. Но позволила мне только однажды.
—Что ты увидела?— подаюсь вперед в ожиданье ответа. Дочь раздраженно поводит плечом, прикусывает губу и опускает глаза:
—Тетю Полин, мамину старшую сестру, за день до ее гибели.
Ну разумеется! Единственное, чем дорожила Виктория — любимая дочь — гордость семьи, разбившаяся в авиакатастрофе.
Вскакиваю и принимаюсь суетливо ходить из угла в угол. В голове роятся сотни вопросов, но ни один из них я не готов задать вслух. Полина некоторое время наблюдает за мной, а затем вновь берется за рисование. Останавливаюсь и заглядываю в ее блокнот — на листе раскадровка комикса. Общий план — темноволосый мужчина катит в тачке смеющуюся маленькую девочку. Средний план — привлекательная молодая девушка в средневековом платье держит в руках ярко-оранжевую тыкву. Крупный — широко распахнутые глаза — зеленые точно мох, карие как гречишный мед, голубые точно полуденное небо, черные как печная сажа.
—Кто это?
Полина не отрывается от рисунка, добавляя в радужку охристые и серые фрагменты:
—Она снится мне с самого детства. Я зову ее — Повилика.
*
Груженная тыквами тачка резво катилась под гору. Мужчине стоило немалых усилий удерживать рвущуюся вперед тяжесть. Но рядом с его юной спутницей даже сложные задачи были в радость. Он уже не мог как раньше, посадить ее сверху на крупные оранжевые плоды и припустить по склону, не боясь разбиться. Малютка выросла быстро и незаметно, как это всегда бывает с детьми. С веселой улыбкой глядя по сторонам, в ногу с Карелом шла миловидная молодая девушка. В руках она несла большую корзину румяных яблок, из заплечного мешка исходил пряный аромат садовых трав.
—Нас ждет удачный день, отец!— теплый ветер ранней осени взметнул пряди русых волос, и мужчина невольно залюбовался воспитанницей. Он звал ее своим счастьем и светом, даром и радостью, но никогда — дочерью. Пятнадцать лет назад, пораженный находкой, хотел отнести малышку в деревню или пристроить в женский монастырь, но Повилика проявила удивительное упрямство, не желая отходить от Карела ни на шаг. Да и погода испортилась — зачастили дожди, дороги увязли в распутице, а затем обильные снегопады и вовсе завалили подступы к замку. Так они и провели первую зиму вдвоем — вдали от людей, а по весне Карел уже и сам ни за что бы не расстался со смышленой малюткой. Он шил ей платья и пел колыбельные, учил ставить силки на зайцев и куропаток, возделывать огород и молиться. Она же в ответ дарила ему искреннюю детскую любовь и смысл существования. Весной они вместе спускались в село в долине, Карел нанимался то батраком на поля, то помощником при кузне или мельнице — крепкие руки, спокойный нрав и быстрая хватка ценились везде. Повилика тем временем училась валять и ткать, пряла кружева и постигала грамоту. А зимой за долгими разговорами при свете очага весело постукивали коклюшки, снуя в детских руках все более и более умелых год от года. Ароматными травами были набиты подушки-думочки, украшенные изысканным кружевом — цветы и листья сплетались в узоры, диковинные звери смотрели с причудливых изгибов ветвей.
Ладно шла торговля на ярмарке — выращенные Карелом и Повиликой тыквы были и слаще, и ярче прочих, запасались хозяйки и сочными травами, удивительно зелеными на золотом фоне вступающей в свои права осени. А молоденькие служанки и почтенные матроны из ближайшего Шельмец-баньи разбирали кружевную тесьму да подушечки. Повилика улыбалась приветливо, немногословный Карел располагал к себе ощущеньем покоя. Многие девки поглядывали с интересом на крепкого «вдовца» в самом рассвете сил. Он же в ответ держался сдержанно, испытующе зыркая на охочих до его юной спутницы деревенских повес.
День перевалил за середину. Большинство торговцев распродали товары и собирали нехитрый скарб. Остатки овощей Карел обменял на соленья и вяленое мясо, Повилика же торговалась с кожевником о цене на приглянувшиеся сапожки.
Подняв облако пыли, на пустеющую площадь въехал конный отряд. С охоты возвращался новый хозяин этих земель, молодой ставленник короля — барон Земан и его свита. Богатые серебряные рудники сулили короне пополнение казны и требовали особого контроля. Отлично зарекомендовавший себя в боях, Ярек Земан не гнушался и дворцовых интриг. И, хотя от рожденья он не мог похвастаться ничем кроме выдающихся внешних данных — мелкий дворянский титул не имел под собой ни богатства, ни влияния — к двадцати пяти годам Ярек заслужил репутацию бесстрашного и беспринципного стратега, не боящегося замарать руки ни в крови соперников, ни в грязи чужого белья. После шумной столицы барон откровенно скучал в живописной провинциальной глуши. Главным развлечением стали охота, да румяные молодки, готовые не только стелить господину постель, но и расстилаться на ней.
Вьючные лошади с добычей уже были отправлены в замок. День задался — муфлона и пару косуль загнали верные алаунты, а свирепого вепря барон добыл собственноручно — одним метким ударом кабаньего копья. Еще не остыла разгоряченная азартом погони кровь. Ярек Земан мечтал о бочонке хмельного пива, сговорчивой трактирной девке и жирном куске печеного мяса. Без особого интереса оглядел он небольшую деревенскую площадь. Внезапно внимательный темный взгляд выцепил из толпы ладную девицу с копной густых волос цвета сжатого хлеба, в яркой искусно расшитой жилетке и юбке, подоткнутой на поясе так, что под краем подола мелькали округлые икры. Барон невольно залюбовался точными движеньями незнакомки, со знаньем дела представляя все гибкое молодое тело, скрытое традиционным нарядом. Не замечая соглядатая, девушка забралась в огромную тачку и принялась аккуратно укладывать купленные и выменянные товары. Молчаливый мужчина с черными как смоль, забранными в хвост, волосами споро помогал ей. Но вдруг порыв ветра взметнул подол, заставив незнакомку выпрямиться, оправить одежду и подтянуть ленту в волосах. В этот миг мельком взглянула она в сторону барона и его дружины — осеннее солнце рассыпалось брызгами разноцветного витража — золото, изумруды, сапфиры и червонное серебро блеснули в девичьих глазах.
—Узнай, кто она, чья и откуда,— хрипло приказал Ярек молодому пажу,— но тихо, чинно. Внимания не привлекай.
Тем же вечером в разгар пирушки в харчевне запыхавшийся юноша шептал на ухо хмельному барону: «Повиликой зовут. То ли дочь, то ли воспитанница Карела Балаша, бастарда разбойника Мелихера, что до вас этой землей владел. Живут в руинах замках на склоне Ситно. В деревне на хорошем счету оба, нрава доброго, работящие. Она по кружевам мастерица и в травничестве смыслит. А он…»