Магде чудились страшные тени по углам, тянущие к ней руки. Виделись уродливые демоны, приходящие по ее душу. Тело то горело в геенне огненной, то стыло в ледяной пустыне. Только черный ангел смерти парил над страдалицей и никак не забирал ее в свое царство. У ангела были глаза как рождественская ночь и волосы, подобные печной саже. Он мазал лицо ее вонючей миррой и приговаривал молитвы на незнакомом языке. На третью седьмицу разглядела девушка в волосах седые пряди, а в глазах близорукий прищур. Смуглую кожу «ангела» располосовали морщины, крылья втянулись в сгорбленную спину, а вместо молитв губы выдали:
—Выкарабкалась-таки.
Саяна усадила рыжую на лавке, подсунув под спину свернутое шерстяное одеяло, и всучила ей в руки ковш с чем-то горячим и сильно пахучим. В ужасе уставилась девушка на забинтованную ладонь и поняла, что не чувствует пальца и не видит одним глазом. Ныли, затягивающиеся шрамы на спине, кололо под ребрами и жгло горло.
—Покажи!— прохрипела Магда, желая и одновременно страшась увидеть свое отражением.
Со дна латунного таза взглянуло на нее навсегда изуродованное лицо. Девушка взвыла и вцепилась в плечи старухи:
—Лучше б ты оставила меня подыхать! Все одно — такому чудищу нет жизни среди людей!
—Ты молода и полна сил. Видать, Боги на тебя свои планы имели, раз в новый виток не отправили,— без усилий освободилась Саяна от трясущейся в рыданиях служанки.
—Помоги мне отомстить!— одержимость зазвенела в голосе Магды.— Прокляни ненавистную баронессу, пусть страдает она, как я сейчас!
—Неподвластна мне госпожа Повилика, да печальна ее судьба и без злобы твоей. Знание, что я по крупицам по миру собирала, подсматривала да изучала, самой природой ей дано. Только Великая Мать может то забрать, чем наградила.
—Так пусть дочь ее, и дочери ее дочерей не знают покоя, по одному только господину сохнут, красоту и жизнь за него отдают, как я свою!
—То, что просишь ты — весь род проклянет, да и взамен заберет немало,— Саяна пронзительно глянула в изуродованное лицо Магды. Девушка зло улыбнулась искривленным ртом:
—Да разве ж я уже отдала недостаточно?! Молодость моя и честь растоптаны, сердце сожжено и растерто с золой! Нет мне жизни теперь ни с любимым, ни без него.
—Душа твоя еще тьме не отдана.
—Забирай!— рыжая рванула на груди рубаху, точно призывая старуху вонзить ей прямо сейчас нож в сердце и вынуть душу. Саяна хмыкнула под нос:
—Мне без надобности. Неразумное дитя, так торопишь смерть, и жизни не познав.
И уже громче добавила:
—Мне-то что с твоей мести?
—Всю зиму буду тебе служить, делать что прикажешь — хворост носить, прясть, ткать, помогать по дому да в хозяйстве,— взмолилась Магда, падая перед старухой на колени.
—Из хозяйства здесь только осел, коза, да дубрава окрестная, а покои мои за три шага и дите перейдет.
—Куда ж мне идти, матушка Сая? В замок обратного пути нет, а из родных только брат остался, да и тот не знаю, жив ли. Уж пару лет как ушел на войну, и нету вестей.
При упоминании войны что-то на мгновение мелькнуло в темных проницательных глазах — давнее, горькое, сокровенное. Старуха позволила Магде остаться. Рыжая следовала данному слову — вставала затемно, носила хворост и воду, готовила и убирала, а еще наблюдала за Саяной, задавала вопросы и вникала в суть. Не то чтобы бывшая служанка отличалась особым умом или способностями — в крови Магды хитрость и изворотливость настаивались на жажде жизни. Но старая Саяна давно была одна — простая забота, да готовые слушать уши нашли путь к усталому, забывшему о чувствах сердцу. Знахарка делилась секретами с пытливой молодухой, и когда по весне рыжая заговорила о магии проклятий вновь, старуха опечалилась.
—Камнем проклятье на сердце твое ляжет, но раз решила — слушай. Исходное слово эхом в роду зазвучит, когда ты своей чистотой уподобишься деве священной. Омоешься в крови, что сердца питает родник, на дно погрузишься, в руках своих море сжимая. И к свету вернешься, чтоб в тьму добровольно уйти,— Саяна с неподдельной грустью провела скрюченным пальцем по стенкам горшка, собирая последние капли лимонной сладости.
—Не понять мне смысла, матушка,— Магда нахмурилась, повторяя про себя слова обряда.
Настроение у ведуньи было на удивление благодушное, видать сама весна, согревала ее теплыми лучами.
—В темную ночь новорожденной Луны ты возьмешь камень из мертвого моря и пойдешь с ним на берег Почувадло. Озеро это — само сердце Мира — бездонное, как благость Матери и безграничное, как людские пороки. Там обагришь камень своей кровью и вместе с ним зайдешь в воду и будешь идти до тех пор, пока озеро над тобой не сомкнётся и не услышишь биенье сердца мира внутри себя. Тогда в глубине пожелаешь исполненья проклятия и произнесешь его вслух. Эхо запомнит, подхватит твои слова и пронесет их сквозь время. Затем камень оставишь на дне, а сама вернешься, если сможешь.
—Если смогу?— Магда непонимающе моргала.
—Чтобы сбылось, ты должна омыться в водах самого сердца нашего мира и эху поведать тайну из глубины души. Камень сохранит сказанное навечно, но, если не сможешь вернуться — не сбудется.
—Значит, я выживу, матушка?— в голосе Магды послышалась надежда, заставившая голос ведьмы звучать резче и жестче.
—Ступая на проклятый путь о жизни своей и душе печься уже недосуг. До той поры проклятье в силе останется, пока дочь Повилики и господин ее сердца добровольно в жертву себя друг ради друга не принесут. Иначе жить ей без него не дольше лунного цикла.
—Почему так?— рыжая недовольно прикусила губу. Магде хотелось мести чистой — без ограничений и условностей,— пусть сразу мрет за ним следом. А лучше нет — пусть страдает до глубокой старости в одиночестве.
—Не ведаешь ты правил Многоликой, девочка, потому глупости городишь.— Саяна встала, прекращая разговор.
—Коли намеренья тверды твои — завтра к вечеру будь готова. А передумаешь, высмеивать не стану.
—Скольких ты прокляла, матушка Сая?— спросила рыжая.
—Ни одного,— после долгой паузы ответила Саяна,— но провела в мир сотни проклятий.
*
Темной безлунной ночью на песчаном берегу озера, в котором, по местным преданьям, не было дна, ведунья Саяна развела костер. Обнаженная Магда зябко ежилась и переступала с ноги на ногу.
—Обязательно нагишом нырять?— уже не в первый раз спросила она старуху. В этот раз женщина снизошла до ответа:
—Нагими приходим мы в мир, нагими предстаем перед богами. Сегодня закончится твоя старая жизнь.
Опалив лезвие над огнем, старуха ловко полоснула ножом по протянутым к ней ладоням и под болезненное шипенье девушки, вложила в руки округлый камень величиной с индюшачье яйцо. Рыжая ойкнула — раны саднило, а скользкий от крови камень почему-то был слишком тяжелым и жег кожу. Молча ведьма развернула служанку и подтолкнула к кромке воды.