Пета была одной из немногих на службе, кто был мил с моим дядей. Она приветствовала его и Хейзел с улыбкой, которая значила для меня больше, чем она могла представить. Затем она выразила мне свои соболезнования и обняла меня со слезами на глазах.
—Милое местечко.— Пета выдвинула стул напротив меня и села.
—Могу я предложить тебе что-нибудь выпить?
Она кивнула.
—Мне кока-колу, пожалуйста.
—Без льда?— Пета всегда ненавидела лед в своей газировке.
—Ты помнишь.
Я пожал плечами.
—Ты единственная женщина в мире, которая предпочитает теплую газировку холодной.
—Я не возражаю против холода. Я просто не люблю лед.
Я наполнил ее стакан, отказавшись от соломинки, потому что она их тоже не любила. Затем я поставил его на стол и обошел бар сбоку.
Она осталась на своем месте, когда я обнял ее и устроился на табурете рядом с ней.
—Как ты держишься?— Спросил я.
—Я должна была спросить тебя об этом.
—Я в порядке.
—Нет, это не так.
—Хорошо,— признал я.— Нет, это не так.
Ее темные глаза встретились с моими.
—Когда-то давно ты разговаривал со мной. Ты все еще можешь.
—Когда-то давно.
Пета была тем человеком, которому я доверял, когда злился на кого-то в школе, или расстраивался из-за оценки, или злился из-за судьи на баскетбольном матче. В обычных школьных проблемах она была моим доверенным лицом.
Но я никогда не говорил с ней о том, что имело значение. Я никогда не делился своим желанием покинуть резервацию или своей потребностью увидеть мир и вырваться на свободу. Тогда она понятия не имела, насколько сильно я чувствовал себя подавленным и загнанным в ловушку, даже будучи подростком.
С настоящими проблемами, С настоящими чувствами я обращался к Ксавье.
И Софие.
За те дни, что я провел с Софией, я рассказал ей о себе больше, чем Пета когда-либо знала.
Вот только Софии здесь не было, а Пета была.
Найдем ли мы дорогу обратно друг к другу, когда я перееду домой в резервацию? Не было никаких сомнений, что маме это понравилось бы. И моим сестрам тоже.
—Мама хочет, чтобы я переехал домой.— Я ждал реакции, но она просто уставилась на меня.— Так что, думаю, я перееду домой.
—Ты этого не хочешь.
—Да,— пробормотал я.— Я не знаю. Но все остальные хотят этого. И не говори мне, что ты не в этом лагере.
—Хотела бы я видеть тебя чаще? ДА. Я не собираюсь лгать. Хотела бы я, чтобы между нами все наладилось? ДА. Мы оба это знаем. Но тебе когда-нибудь приходило в голову спросить, чего я хочу? Ты не единственный человек, который хочет определенных вещей в жизни.
Я моргнул, ошеломленный ее резким тоном. Пета никогда не злилась на меня. Ни разу.
—Я, э-э… ты права. Извини. Чего ты хочешь?
—Я хочу дом и семью. Я хочу, чтобы мои дети жили рядом со своими бабушкой и дедушкой. Я хочу остепениться и жить простой жизнью с мужем, который к тому же является моим лучшим другом. Раньше я хотела этого с тобой, потому что ты хороший человек, который всегда был добр ко мне.
Ее плечи опустились вперед.
—Когда-то давно ты был мужчиной моей мечты. Я слишком долго цеплялась за эту мечту. Пришло время отпустить ее.
—Я не хотел причинить тебе боль.
—Я знаю. Ты не сделал ничего плохого. Как бы ни было приятно возложить на тебя какую-то вину, я не могу винить тебя за то, что ты следуешь зову своего сердца.
—Я ценю это.
—И как бы то ни было, я думаю, что было бы ошибкой, если бы ты переехал домой.
Я вздохнул.
—Я должен.
Мой отец умер.
—Тебе там не место, Дакота.— Пета положила руку мне на предплечье.
—Я знаю. Но где?— Мой голос дрогнул, мои глаза искали ее ответа.— Где мое место?
Оно было не в Ларк-Коув. Не в резервации. Мне действительно нужен был кто-то, кто сказал бы мне, потому что я чертовски уверен, что не знал, где мое место прямо сейчас.
—Со мной.
Шепот эхом разнесся по бару.
Я развернулся, ища голос, который слышал во сне последние два месяца. Я нашел источник прямо за дверью. София. Стоя почти на том же месте, где она стояла в первый раз.
Ее волосы были распущены, длиннее, чем месяцы назад. Она завила концы, и они свились до талии. Ее глаза были полны слез.
Слезы по мне.
И на ней снова были эти чертовы зимние ботинки. В октябре.
Я скучал по этим чертовым ботинкам.
—Прости меня.— Пета встала со своего места и наклонилась, целуя меня в щеку.— До свидания, Дакота.
Я бросил на нее быстрый взгляд, когда она уходила, но в основном сосредоточился на Софии.
Ее глаза не отрывались от моих, даже когда Пета прошла мимо нее и вышла за дверь.
Когда в баре остались только мы вдвоем, я нарушил молчание.
—Что ты здесь делаешь?
—Твой отец умер.
—Мой отец умер.— Мое горло горело, как будто кто-то провел раскалённым железом по моему языку. Я повторял эти три слова в своей голове в течение нескольких дней. Ни разу они не слетели с моих губ.
До тех пор, пока София не вошла в бар.
—Мне очень жаль,— тихо сказала она.
На этот раз слезы наполнили мои глаза.
Папа сказал бы мне смириться с этим. Он никогда особо не верил в слезы — это было то, что мужчина в одиночестве. Но подавляющее облегчение от того, что она была здесь, когда я нуждался в ней, даже после того, как я не был рядом с ней, было больше, чем я мог сдерживать.
—Мой отец умер,— сказал я.
Она обняла меня за плечи, крепко прижимая к себе.
—Я знаю, любимый.
Пришел потоп. Волна боли, гнева и безнадежности. Я взвалил все это на плечи Софии, обнял ее за спину, уткнулся лицом в ее шею и заплакал.
Ее власть надо мной никогда не ослабевала. Она никогда не ослабнет. Она взяла все, что я ей дал, а потом еще немного.
Я не знаю, как долго мы там просидели, я сидел на табурете, она стояла у меня между ног. Нервный срыв, с которым я боролся, был немаленьким, и я был рад, что не было посетителей, и Тея оставила нас наедине. Наконец, когда я взял себя в руки, я откинулся назад и принял ее всю целиком.
Она была здесь. Она стояла прямо здесь, держа мое лицо в своих руках, мои слезы были на ее больших пальцах, когда она вытирала их.