Он посмотрел на Нейну, и она увидела в его глазах одиночество и грусть.
— Что ещё ты хотела узнать? В качестве извинений за глупые шутки и причинённые волнения отвечу на любые вопросы, — вопросов было так много, что Нейна растерялась и решила начать с самого начала.
— Как ты умер? Воздушная волна для тебя безопасна, а заклинание иллюзии тем более.
— Глупо вышло, согласен. К тем двум схемам добавил кое-что своё. Я был молод и горяч, считал, что сделал открытие. И пытался доказать миру насколько гениален. Но я ошибся, — Джеймс печально вздохнул и взъерошил волосы. Разговор давался не так легко, как он хотел показать. Он хмурился, качал головой, отгоняя неприятные воспоминания, нервно разминал пальцы рук. — Почти как ты в своих попытках найти демона и доказать ваше родство.
Нейна хотела было возмутиться обвинению в глупости, начать яростно отстаивать свою правоту насчёт происхождения, но Джеймс выглядел таким потерянным и грустным, что язык не повернулся. Да и в целом ругаться вдруг расхотелось. Захотелось, чтобы исчез из горла этот неведомо откуда взявшийся комок. И совершенно непонятно было, что делать с желанием помочь давным-давно мёртвому парню.
— А как оно, быть мёртвым? — Нейна сразу же пожалела о вопросе, подумав, что это огорчит призрака ещё больше.
— Как? По-разному, — Джеймс не расстроился. Или так только казалось. — В целом весело: среди адептов полно хороших ребят, с которыми можно поболтать, подурачиться, разыграть…
— Но как они тебя видят?! Допустим, я полудемон, поэтому могу, но другие адепты? Что это за магия?
— Ну, Не-е-ейна, какой из тебя демон? Ты милая, отзывчивая девочка, самого что ни на есть человеческого происхождения, — Джеймс засмеялся, но как-то по-доброму. — А я могу принимать вполне материальную форму. Ты меня ослабила на пару недель, но теперь я снова буду появляться в академии.
— Прости, — нашла, наконец, в себе силы извиниться Нейна. Опустила глаза и принялась разглаживать складки на мантии. Было стыдно. За свой срыв, за переживания, за то, что доставила столько проблем. Но было бесконечно грустно и обидно, что Джеймс не верит ей, хотя сам существует вопреки законам магии и самого мира.
Разглаживание складок успокаивало — словно и жизнь можно просто так разгладить, выровнять, сделать правильной, а не непонятно какой. Рядом сел Беннет, пихнул в плечо и дружески обнял.
— Не грусти. В конце концов, ты живая, и ещё можешь столько всего сделать. Если развалилась одна теория, значит, осталось на одну неверную теорию меньше, — воздушник, видимо, неправильно понял причину её печали, но Нейна улыбнулась этой заботе. Посмотрела на, наверное, друга и вернулась к прежней теме.
— А ты? Кроме того, что дружишь с адептами, чем ещё занимаешься?
— Ещё учусь. Сначала думал, что найдётся выход, но нет: неживое не будет живым, — Нейна вздрогнула, и объятие стало чуть крепче. — Всё, нормально, я уже смирился. За собственную глупость надо платить. И чем больше глупость, тем выше плата, — и они одновременно вздохнули каждый о своём. — Ты когда-нибудь думала, что снится пчёлам зимой?
— Пчёлам? — показалось, что Джеймс издевается, но лицо у него было печальное и задумчивое, и Нейна решила всё же ответить на неожиданный вопрос.
— Цветы, наверное. Что они собирают нектар?
— Думаю, они сожалеют об упущенных возможностях. Но пчёлы оживут с приходом весны и сделают, что должны, а я нет, — Джеймс убрал руку с плеча девушки и отвернулся. — Я многих подвёл, когда умер. Не стоило думать только о себе.
— Ты не виноват, — начала было Нейна, но друг резко прервал её.
— Виноват! Я подвёл родителей, толкнул любимую на опрометчивый поступок, который разрушил ей жизнь, не увидел… — Джеймс сжал кулаки и замолчал не договорив. И Нейна подумала, как же сильно он злится и винит себя, когда вдруг он продолжил: — Но всё это дела давно минувших дней, которые мне не хочется ворошить, — и снова замолчал.
Прошло несколько минут, прежде чем она решилась нарушить тишину.
— Как пчёлы могут упустить возможность, если зимой нет цветов, только снег? — в голову не пришло ничего умнее, но молчать дальше не было сил.
Джеймс вздрогнул, словно забыл, что рядом ещё кто-то есть, но повернулся с улыбкой на лице.
— Да. Может, и я ничего полезного не смог бы сделать, — он снова сел рядом, но уже чуть в стороне, словно всё сказанное возвело между ними стену. — А ты чего? Сбежала из-под опеки родителей?
— У меня нет родителей, — Нейна вздохнула. Почему-то сейчас говорить о смерти матери было легче. То ли потому что дело было во сне, то ли откровения Джеймса поспособствовали. А может, права была госпожа Софи, когда говорила, что со слезами уходит боль. Уж слёз из Нейны вышло с переизбытком. — Отца у меня никогда не было, а мама умерла три месяца назад.
— Марисса умерла? — воскликнул Джеймс. Взгляд его, и без того печальный, стал совсем больным.
— Ты знал мою мать? — Нейна схватила друга за плечо, разворачивая к себе.
— Не смотри на меня так — дыру протрёшь. Или опять спалишь. Я и так тебе всё расскажу, — Джеймс с деланной беззаботностью замахал руками, но в глазах всё ещё таилась боль. — Мы учились на разных факультетах, она была на год младше. Упорная, талантливая, красивая. Ты на неё похожа.
Нейна ждала продолжения, но Джеймс молчал. Смотрел куда-то в пустоту и хмурился.
— Как она умерла? — спросил спустя минуту. Было в его голосе что-то странное. Личное. Словно не из праздного любопытства. И Нейна, помолчав, решила ответить. Вспоминать было тяжело. Чтобы чуть отсрочить рассказ, она согнула ноги, разгладила мантию. Ещё раз. Обняла колени.
— Мы приехали в Ивки за год до… этого. Небольшая деревенька, тихая. Люди не любят магов. Особенно тёмных магов. Тем более, без лицензии, а у мамы ведь не было диплома, — Джеймс тоже обнял колени, повторив её позу, и уставился в пустоту. Не прерывал, но внимательно слушал. От этого становилось чуть легче. — Мы часто переезжали. Обычно успевали до неприятностей, но не в тот раз. Не знаю, как это работает, но мы словно притягивали всякую нечисть. Сначала появлялась мелочь, потом крупнее. В этот раз всё было тихо. Наверное, надо было насторожиться, но мы расслабились, радовались покою, соседи казались такими приятными людьми.
Нейна замолчала. Джеймс не торопил. Незримая поддержка словно распространялась от него, помогала собраться с мыслями и найти слова.
— Однажды мама ушла в лес за травами. Она представлялась знахаркой-травницей, и сама собирала всё для настоев и мазей. Хотела взять Марта, но я попросила оставить его, не помню зачем. Кажется, чего-то испугалась. Мама ушла одна и столкнулась со стаей дрекаваков.
Странно. Говорить об этом было сложно, но больше не было той отчаянной непереносимой боли, что терзала раньше. Осторожно, боясь, что все эти чувства обрушатся на неё снова, Нейна продолжила.