Город - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Бениофф cтр.№ 30

Внутри крестьянский дом больше походил на охотничью избушку. Стены украшены трофеями: головы бурого медведя, дикого кабана, горного козла с массивными рогами и реденькой бородкой. По бокам очага стояли чучела волка и рыси — звери изготовились к прыжку, пасти открыты, бело блестят клыки. В канделябрах на стенах горели свечи.

Мы с Колей заглядывали внутрь, пока не доиграла одна сторона. Грузинка встала сменить пластинку.

— Поставь еще разок, — произнесла блондинка. Голос глушился стеклом, но все равно слышно.

— Да ну! — возмутилась партнерша. — Пожалуйста, а? Что-нибудь знакомое. Поставь Эдди Рознера.

Я повернулся к Коле. Думал, он скалится, думал, в восторге от такого невероятного видения в снежной глухомани. Но Коля был мрачен — губы плотно сжаты, в глазах злость.

— Пошли, — сказал он, выпрямляясь, и повел меня к двери. Заиграла следующая пластинка — опять джаз. Трубач весело гнал свой оркестрик вперед.

— Заходим? Мне кажется, у них и еда есть. По-моему, я заметил…

— Уж чего-чего, а еды у них навалом.

И он постучал в дверь. Музыка смолкла. Через секунду в окне у двери показалась блондинка. Долго смотрела на нас, но ничего не говорила и не двигалась.

— Русские, — сказал Коля. — Открывай.

Девушка покачала головой:

— Вам здесь нельзя.

— Я знаю, — сказал Коля и показал ей пистолет. — Но мы уже здесь. Открывай, твою мать.

Блондинка обернулась к своим товаркам в комнате. Что-то кому-то прошептала, послушала, что ей ответят. Потом кивнула и снова повернулась к нам, вздохнула поглубже — и открыла дверь.

Из дома дохнуло жаром, как из чрева кита. Я уже не помнил, когда в последний раз мне было так тепло. Вслед за блондинкой мы из сеней прошли в большую комнату. Три ее товарки выстроились неловкой шеренгой, нервно перебирали пальцами края ночнушек. Маленькая брюнетка с пухлыми руками, казалось, вот-вот заплачет: она не сводила глаз с Колиного пистолета, и у нее дрожала нижняя губа.

— Кто-нибудь еще есть? — спросил Коля.

Блондинка покачала головой.

— Когда придут? — спросил Коля.

Девушки переглянулись.

— Кто? — спросила та, что смахивала на грузинку.

— Вот только не надо мне, дамы. Я офицер Красной армии, у меня особое задание…

— А он тоже офицер? — спросила блондинка, показав на меня. Она не улыбалась, но в глазах скакали веселые искорки.

— Нет, не офицер, он рядовой…

— Рядовой? Вот как? Тебе сколько лет, голубчик?

На меня посмотрели все девушки. В натопленной комнате, под тяжестью этих взглядов я почувствовал, что краснею.

— Девятнадцать, — ответил я, выпрямляясь. — В апреле будет двадцать.

— Ц-ц… чего-то мелкий для девятнадцати, — сказала грузинка.

— Максимум пятнадцать, — подтвердила блондинка.

Коля передернул затвор пистолета, дослав патрон. В тихой комнате прозвучало внушительно. Мне показалось, что слишком уж театрально, но Коле такие жесты отчего-то всегда сходили с рук. Пистолет он держал стволом в пол и внимательно смотрел в лица всех девушек по очереди. При этом не спешил.

— Мы пришли издалека, — наконец сказал он. — Мой друг устал. Я устал. Поэтому спрашиваю еще раз: когда они явятся?

— Обычно приходят около полуночи, — ответила пухлая брюнетка. Остальные пристально посмотрели на нее, но ничего не сказали. — Когда артобстрел закончат.

— Так, значит? Надоедает немцам палить по нам в Питере, они приходят сюда ночевать, и вы их обхаживаете?

В каком- то смысле я дурак дураком. Я это не из скромности говорю. Вообще, конечно, я гораздо умнее среднего, хотя, наверное, интеллект не стоит рассматривать как такой отдельный датчик, вроде спидометра. Это же целая батарея тахометров, одометров, альтиметров и прочего. Отец научил меня читать в четыре года, чем всегда и похвалялся перед друзьями, но вот моя неспособность выучить французский или запомнить даты походов Суворова, надо полагать, сильно его беспокоила. Сам он был настоящий эрудит: читал по заказу любую строфу из «Онегина», бегло говорил по-французски и по-английски, неплохо разбирался в теоретической физике. Его уход в поэзию стал для университетских преподавателей маленькой трагедией. Преподавателям этим надо было наставить его на путь истинный. Обучили бы его утешению физикой, объяснили бы лучшему своему студенту, почему форма Вселенной и вес света важнее рифм и верлибров о жуликах и абортмахерах Ленинграда.

Мой отец сразу бы сообразил, что происходит в этом сельском домике, — едва взглянул бы в окно. Даже в семнадцать лет. Вот поэтому я почувствовал себя полным идиотом, когда наконец до меня дошло, зачем здесь эти девушки, кто их кормит и колет им дрова, так аккуратно сложенные под навесом.

Блондинка злобно зыркнула на Колю, ноздри ее раздулись, а веснушчатое лицо побагровело.

— Ты… — начала она и некоторое время не могла закончить — слишком разозлилась. — Приперся мораль нам читать? Герой-красноармеец? Да где ты был со своей армией? Немцы пришли и спалили все дотла — где была твоя армия? Моих братишек расстреляли, отца убили, деда, всех в деревне у нас перебили, а ты со своими друзьями где-то отсиживался. А сейчас пистолетом своим в меня тыкать пришел?

— Я пистолетом ни в кого не тыкаю, — ответил Коля. До странности робко ответил. И я понял, что спор он уже проиграл.

— Я на все пойду, лишь бы сестренку от них оградить, — продолжала девушка, показав подбородком на пухлую брюнетку. — На все, понимаешь? Это вы должны были нас защищать. Доблестная Красная армия, защитница народная! Где вы были?

— Мы с ними сражались…

— Вы никого не можете защитить. Вы нас бросили. Раз мы в городе не живем, какая от нас польза, правда? Пусть крестьян всех перебьют! Так ведь, да?

— У меня в части половина народу полегла…

— Половина? Да будь я генералом, у меня бы все солдаты полегли, но фашистов бы сюда не пустили!

— Ладно, — сказал Коля и на несколько секунд замолчал. Затем поставил пистолет на предохранитель и сунул в карман. — Хорошо, что ты не генерал.

Несмотря на грубую встречу, мы быстро помирились с девушками. Мы были нужны друг другу. Они уже два месяца не видели русских, радио у них не было, они истосковались по новостям. Когда мы рассказали им о победах под Москвой, Галина, молодая брюнетка, улыбнулась сестре и кивнула — мол, Нинка, я же говорила. Девушки расспрашивали о Ленинграде, но им было неинтересно, сколько народу умерло в декабре или сколько хлеба сейчас давали по карточкам. Окрестные деревушки пострадали больше Питера, и слушать рассказы о бедствиях непокоренного города им было скучно. Им хотелось знать, стоит ли еще Зимний дворец (стоит), не убрали ли Медного всадника (не убрали) не пострадал ли некий магазин на Невском, где, по их заверениям, продавали лучшие в СССР туфельки (мы с Колей не знали и плевать хотели).