Ману захотелось переглянуться с Рашидом, но он вовремя сообразил, что это неуместно.
Старик взял в руки тетрадку с упражнениями Мана, раскрыл и отодвинул подальше от глаз. Вся страница была исписана двумя буквами.
–Син, шин,– произнес старик.– Син, шин, син, шин, син, шин. Хватит уже! Дай ему что-нибудь посложнее, Рашид, а буковки пусть дети пишут. Эдак он у тебя быстро заскучает.
Рашид молча кивнул.
Старик вновь обратился к Ману:
–Или уже заскучал?
–О нет,– поспешно ответил Ман.– Я не только каллиграфией занимаюсь, но и читать учусь.
–Вот и хорошо,– сказал дед Рашида.– Очень хорошо. Ну давайте, занимайтесь дальше. А я пойду вон туда,– он показал на чарпой возле соседнего дома,– и почитаю.
Он откашлялся, сплюнул на землю и медленно зашагал прочь. Через пару минут Ман увидел его сидящим на чарпое: на носу у него были очки, а сам он раскачивался вперед-назад и зачитывал что-то вслух из большой раскрытой книги – видимо, Корана. Поскольку дед сидел всего шагах в двадцати от них, его монотонное чтение сливалось с криками детей, которые теперь брали друг дружку на слабó: кто осмелится подойти и потрогать «льва»?
Ман сказал Рашиду:
–Я хочу письмо написать… Поможешь? Я ведь ни сочинять, ни писать на урду не умею. Даже двух слов связать не могу.
–С удовольствием,– ответил Рашид.
–Ты точно не против?
–Нет, а с чего мне быть против?
–Ну… это письмо для Саиды-бай.
–А, ясно,– сказал Рашид.
–Тогда, может, после обеда?– предложил Ман.– Я сейчас как-то не в настроении, дети кругом носятся… Чего доброго, подслушают взрослых и начнут орать: «Саида-бай!»– во всю глотку.
Рашид помолчал, затем отмахнулся от мухи и сказал:
–Я прошу тебя писать две эти буквы снова и снова только по одной причине: вот эти завитки слишком плоские. Делай их круглее. Вот так.– Он очень медленно вывел букву «шин».
Ман чувствовал недовольство и даже неодобрение Рашида, но не знал, как ему лучше поступить. Очень хотелось получить весточку от Саиды-бай, но ведь она может и не написать ему, если он не напишет первым! Эта мысль была невыносима. У нее даже его почтового адреса нет. Конечно, если она напишет: «Абдуру Рашиду, деревня Дебария, техсил
[336] Салимпур, округ Рудхия, П.П.», письмо найдет адресата, но Саида-бай может посчитать иначе.
Поскольку она умеет читать только на урду, ему придется искать где-то человека, который будет писать письма за него – а кто, кроме Рашида, согласится это делать? Да и зачитывать ее письма тоже придется Рашиду, если, конечно, у Саиды не окажется исключительно четкий и чистый почерк.
Ман в замешательстве уставился на землю и вдруг заметил, что вокруг плевка дедушки собралось множество мух, при этом они не обращали никакого внимания на шербет, который пили Ман и Рашид.
Как странно, подумал он и нахмурился.
–О чем мечтаешь?– буркнул учитель довольно грубо.– Вот научишься писать и читать – будешь свободен, как ветер в поле. Не отвлекайся, Капур-сахиб.
–Посмотри-ка,– сказал Ман.
–Странно… Ты же не диабетик?– Недовольство в голосе Рашида моментально сменилось тревогой.
–Нет!– удивился Ман.– Ты что? Это твой бабá сплюнул.
–А, понятно,– сказал Рашид.– Да, у него диабет. И мухи слетаются на его слюну, потому что она сладкая.
Ман обернулся на старика, который грозил пальцем кому-то из ребят.
–В остальном он считает себя здоровым человеком,– добавил Рашид,– и вопреки всем нашим увещеваниям до сих пор постится в Рамадан. В прошлом году весь июнь постился, от рассвета до заката ни росинки в рот не брал. В этот раз пост тоже пришелся на лето: дни длинные и жаркие. Никто не ждет таких подвигов от человека его возраста, но он же нас не слушает.
Жара вдруг начала донимать Мана, однако сделать с этим было ничего нельзя. Они сидели под нимом, и прохладней места на улице все равно не найти. Дома Ман включил бы вентилятор, рухнул бы на кровать и просто смотрел в потолок, на вертящиеся лопасти. Здесь же ему оставалось только страдать. Пот тек по его лицу, и он старался радоваться хотя бы тому, что на него не садятся мухи.
–Ох, ну и жара! Просто жить не хочется.
–Тебе надо искупаться,– посоветовал Рашид.
–О!– воскликнул Ман.
Рашид продолжал:
–Я схожу в дом за мылом и попрошу кого-нибудь качать воду, а ты залезай под кран. Ночью мыться было слишком холодно, а сейчас в самый раз… Иди вон к той колонке.– Он показал на колонку, стоявшую прямо перед домом.– Только мыться надо в лунги.
У дома была небольшая пристройка без окон, и Ман отправился туда переодеваться. То была даже не часть дома, а что-то вроде сарая для сельскохозяйственного инструмента и пары плугов. В углу стояли копья и палки. Когда Ман прикрыл за собой дверь, среди ребят поднялось такое волнение, словно они ждали сценического выхода актера в новом великолепном костюме. И вот он вышел. Мальчики тотчас принялись критиковать его внешний вид.
–Гляньте, какой бледный!
–И будто совсем лысый!
–У льва нет хвоста!
Все расшалились, а один проказник лет семи, по прозвищу Мистер Крекер, решил воспользоваться этой сумятицей и запустил камнем в девочку. Камень пронесся по воздуху и угодил ей прямо в затылок. Она завизжала от боли и ужаса. Бабá, которому пришлось прервать чтение, встал с чарпоя и мгновенно оценил ситуацию. Все таращились на Мистера Крекера, старательно напускавшего на себя безразличный вид. Бабá крепко схватил хулигана и выкрутил ему ухо.
–Харамзада – негодяй – ты как себя ведешь, животное?!– закричал старик.
Мистер Крекер промямлил что-то нечленораздельное; из носа у него хлынули сопли. Бабá за ухо подтащил его к своему чарпою и отвесил ему такую оплеуху, что тот едва ли не кубарем полетел прочь, а потом сел и как ни в чем не бывало продолжил зачитывать вслух суры из Корана. Увы, настрой был безнадежно испорчен.
Ошалевший Мистер Крекер пару минут посидел на земле и вновь отправился хулиганить. Тем временем Рашид повел домой его жертву – бедная девочка истекала кровью и слезами.
Какая жестокость и глупость в столь нежном возрасте! Вот что делает с человеком деревня, думал Рашид. В его груди бурлил гнев на свое окружение.
Под пристальными взглядами детворы Ман стал мыться. Прохладная вода щедро лилась из крана, а качал ее очень бодрый батрак среднего возраста с добродушным и морщинистым квадратным лицом. Он явно был рад услужить, работал без устали и продолжал качать воду даже после того, как Ман домылся.