— Хорошо. А потом отвезешь нас в аэропорт.
Спенсер, заметно повеселевший, быстрым шагом направился к
оставленной за углом машине, а Селби вернулся в скобяную лавку и продолжил
беседу с Киттсоном.
— Не могли бы вы, — обратился он к старику, — переговорить с
вашим продавцом и составить список местных жителей, которые приобретали у вас
эти ножи, всех, кого помните?
— Можно, — согласился Киттсон. — Только тут вот какая
закавыка: их ведь и заезжие покупали. Я лично продал пару ножей каким-то
приезжим.
— В любом случае, не могли бы вы переслать мне этот список,
когда он будет готов? — попросил Селби, протягивая старику визитную карточку. —
И вот еще что: о нашем разговоре, пожалуйста, никому ни слова.
— Понятно, — ответил старик. — Я умею держать язык за
зубами. Как выражается Гиб Спенсер, — могила.
И он хрипло рассмеялся, довольный собственной шуткой.
Попрощавшись с хозяином скобяной лавки, Селби с Сильвией
Мартин вернулись в отель, куда ровно через двадцать минут приехал Гиб Спенсер:
— Информацию, которую вы хотели получить, я раздобыл. Этот
человек… Карр, представляет одну лос-анджелесскую газету, а девица, которая
приехала с ним, скорее всего пописывает душещипательные статейки в каком-нибудь
женском журнале. Он, правда, не сказал этого миссис Холленберг, но я сам сразу
догадался, как только миссис Холленберг описала ее мне…
— Как ее имя? — перебил словоохотливого Гиба прокурор.
— Вот то-то и странно. Карр не представил ее миссис
Холленберг, потому что это как бы неофициальное журналистское расследование. Он
назвал себя и сказал, что пишет очерки, а девушка специализируется на
романтических историях и темах, рассчитанных на широкого читателя. Вот так, по
словам миссис Холленберг, Карр сказал о девушке. А миссис Холленберг — женщина
толковая и отлично помнит слова собеседника.
— Что он хотел от нее? — снова остановил не в меру
разговорчивого водителя Селби.
— Он предложил ей тысячу долларов наличными за все письма
Евы и за все ее фотографии.
— И что миссис Холленберг ответила?
— Она заявила ему, что не собирается торговать памятью
дочери, это — во-первых, а во-вторых, у нее ни писем, ни фотографий нет. Но
Карр не успокоился и долго допытывался, не осталось ли у нее хоть чего-нибудь.
А когда в конце концов миссис Холленберг убедила его, что не кривит душой,
очень обрадовался, прямо как будто добился, чего хотел. Это показалось миссис
Холленберг подозрительным. Она мне так и заявила, что тут не все чисто… Потом,
когда они уходили, миссис Холленберг, пожимая на прощанье девушке руку, спросила,
как ее фамилия, а та улыбнулась и назвала только имя — Дейзи — и чуть не бегом
бросилась к машине.
— Ну что ж, — заметил Селби, — Карр верен своим методам.
Хорошо, Гиб. Загружай багаж — и в обратный путь.
Когда они, освободив номера, выходили из отеля, Гиб Спенсер,
верный себе, не удержался и сказал:
— Мне кажется, этот Карр замешан в истории с Евой, разве не
так?
— Не знаю, не знаю, — ответил Селби. — Вполне возможно, ему
нужны были только фотографии.
— А зачем они ему так позарез понадобились? Для газеты
накладно платить такие денежки за несколько фотографий и пару писем.
Селби, не отвечая, откинулся на спинку сиденья и закрыл
глаза.
— С вами не очень-то поговоришь, — буркнул Спенсер.
— Правильно, — откликнулась Сильвия. — Мы вроде тебя: много
говорим о мелочах, а как дело дойдет до чего-то серьезного, сразу рот на замок.
— Мне можно доверять, — с обидой проговорил Гиб.
— Мы и доверяем, — успокоила парня Сильвия. — У нас просто
уже вошло в привычку помалкивать.
— Готов поспорить, что вы из ФБР, верно?
Сильвия в ответ лишь рассмеялась.
— Наверняка старый Киттсон гребет деньги лопатой, — зашел с
другого бока Спенсер. — У него не магазин, а золотая жила. Торгует уже лет
сорок, а небось тот грош, который впервые заработал, посейчас хранит.
Прижимистый мужик, свою выгоду блюдет, что ни говори… только я его систему и не
собирался выведывать. Я не из тех, кто везде сует нос.
Сильвия сочла за благо промолчать.
После того как они проехали миль десять, Спенсер запустил
новый пробный шар:
— Эти торговцы имеют двадцать пять процентов прибыли,
правильно?
— И каким образом это у них получается? — спросил Селби.
— Ну, когда что-то продаешь за доллар, а тебе этот товар
обошелся в семьдесят пять центов, то получается навар в двадцать пять
процентов. Я же не тупица какой-нибудь, мистер Селби.
— Не совсем так, — заметил Селби. — Если отпускная цена
товара семьдесят пять центов, то двадцать пять центов покроют треть этой суммы.
Значит, фактически твоя прибыль составила тридцать три и три десятых процента,
минус расходы.
Спенсер задумался, потом согласно кивнул.
Миль пятнадцать они опять ехали молча. Селби и Сильвия,
казалось, дремали, откинувшись на подголовники и закрыв глаза. Спенсер изредка
бросал на них косые взгляды, но заговаривать больше не осмеливался.
Наконец Селби открыл глаза, посмотрел на часы и повернулся к
своей спутнице:
— Вечером мы обязательно должны быть на месте.
Надеюсь, самолет готов.
Внезапно сзади послышался требовательный сигнал клаксона, и,
едва не задев, их обогнал на бешеной скорости роскошный лимузин.
— Черт бы побрал этих лихачей! — выругался Гиб. — Он…
— Постой! — резко выпрямился на сиденье Селби. — Уж не Карр
ли это?
— Я не… не исключено…
— Жми на газ, парень, — приказал Селби. — За ним!
Быстрей! Надо его догнать!
Спенсер до предела выжал педаль акселератора и проговорил,
вслушиваясь в тарахтенье мотора:
— Моя колымага не такая быстрая, и насиловать ее
небезопасно.
— Пожалуй, ты прав, — вынужден был согласиться Селби. — Я
совершенно уверен, что это был Карр. Но почему он оказался в машине один?
— Да, похоже, это его авто, — подтвердил Спенсер, — но
утверждать не буду — я не успел толком рассмотреть.
— Выходит, ему почему-то пришлось вернуться, — вслух
размышлял окружной прокурор. — Навстречу он нам не попадался, до этого нас не
обгонял, и мы его тоже. Вместе с тем он покинул город раньше нас минут на
двадцать… может, даже на полчаса… Ты уверен, что он выехал из города, Гиб?