–Меня мучает мысль, что я должен забрать тебя – свою дочь.
Растерянно смотрю на Ноа Морта и часто моргаю. Он… он выглядит таким грустным и несчастным, сбитым с толку человеком. Это цепляет меня. Я ощущаю связь между мной и этим существом. Незримую, тонкую связь, которая возникает только между близкими – между отцом и дочерью.
Я не могу сдержать улыбку. Правда, она какая-то кривая. Да и слезы бегут по щекам, будто еще глупее я не могу выглядеть. Я приближаюсь к Морту. Не могу себя остановить. Я поднимаю руки и прижимаю его к себе – крепко-крепко, словно он моя поддержка и опора, словно я доверяю ему и принимаю его.
–Ари…
Он кладет ладони мне на плечи, стоит неподвижно, наверное, понятия не имеет, что делать в таком случае, как реагировать, а я утыкаюсь ему в грудь. Он тяжело дышит, я чувствую, как внутри его что-то трепещет и дрожит.
–Истории должны заканчиваться, Ноа.
–Истории живут вечно, Ариадна.
–В отличие от людей.
Он молчит, а потом крепче обнимает меня и кладет подбородок мне на макушку.
–Я увижу… увижу маму?– запинаясь, спрашиваю я и прикрываю ладонью рот. Мне нельзя плакать, нельзя, нельзя.– Она будет со мной?
–Она всегда с тобой.
Все-таки плачу. Умирать сложно. Не помню, чтобы люди говорили об этом. Обычно все так уверенно кричат, что умирать легко и просто, что жить сложнее и так далее, но это полная чушь. Люди должны жить. Люди должны наслаждаться жизнью. Раньше я думала, что мы рождаемся, чтобы умереть: эдакая странная издевка, мол, всем нам все равно придется попрощаться с миром. Но теперь понимаю: мы родились, чтобы жить.
–У людей это вызывает проблемы,– неожиданно усмехается Ноа и, отстранившись, смотрит мне в глаза.
–Вот тебе еще один факт про людей, мистер Смерть.– Я стираю со щек слезы.– Мы всегда все осложняем. Но понимаем, что мы все усложняем лишь тогда, когда усложнять уже нечего. Как там говорится… ну…
–Что?
–Дорожишь, когда потеряешь?
–Наверное.
–Что-то в этом духе.
Делаю шаг назад и выпрямляюсь, дрожа от холода. Пусть все это закончится!
Человек я или монстр, я должна поплатиться за то, что сделала. Осознанно или нет – не думаю, что кого-то волнует этот вопрос. Не думаю, что им зададутся родственники тех, кого я лишила жизни. Не думаю, что я вообще имею право сомневаться.
–Нет.– Ноа поднимает голову, а я согласно киваю.
–Я не имею права сомневаться.
–Но я могу. Я могу сомневаться, могу хотеть сомневаться и могу все это исправить.
–Что?..
Внезапно глаза Смерти становятся черными. Хлопок – и он рядом со мной, его ладонь на моей груди, его взгляд внутри моей головы.
Я ошеломленно застываю, а он рычит:
–Я – Смерть, и я решаю, кто умрет, а кто останется жить.
–Нет, Ноа, не надо!– Впиваюсь пальцами в плечи отца.– Я не могу… я не…
–Я уже однажды спас тебе жизнь, Ариадна.
–Это неправильно! Так не должно случиться, ты же знаешь.
–Но ты моя дочь.
Внутри все переворачивается, становится дико больно, я распахиваю глаза, а Ноа перевоплощается в незнакомое мне существо с пустым взглядом. Холодный и опасный. Смертоносный! Морт сжимает меня в руках будто мошку и произносит:
–Каждый день ты будешь помнить о том, что совершила. Каждый день будешь жить с этими мыслями, и ты никогда не избавишься от воспоминаний. Никогда! Это твое третье проклятье, Ариадна Монфор-л’Амори.– Взгляд Смерти вонзается в мою грудь стрелой, и я чувствую, как легкие сводит. Раз толчок, два… Мое сердце скрипит, пытаясь очнуться.– Ты будешь жить, потому что я – часть тебя, Ариадна, потому что я – твой отец.
–Ноа…
–Ты будешь жить.
Он прижимается губами к моему лбу и шепчет дрожащим голосом:
–Ты была права: Вселенной правит любовь.
А затем меня разрывает от такой горячей боли, что я кричу. Сердце взрывается, меня пронзает колючая судорога от головы до кончиков пальцев, и уже в следующее мгновение я открываю глаза и вижу светлый потолок, нависающий над головой будто небо.
Не могу пошевелиться. Смотрю вверх и щурюсь. Что за странный звук… в ушах…
Я постанываю, приподнимаясь на локтях, и замечаю краем глаза Хэйдана: его голова опущена между колен. Парень сидит рядом, сжимает трясущиеся пальцы.
–Ты… ты мне не поможешь?
Его руки замирают, голова медленно поднимается, парень ошеломленно распахивает глаза и шепчет не своим голосом:
–Ари?
Лицо друга вытягивается. Он стремительно наклоняется и прижимает меня к себе так судорожно, что дыхание перехватывает.
–Боже мой!– хрипит он, водя ладонями по моей спине.– Ты жива, боже, ты жива!
–Я так скучала, Хэрри.
Друг плачет, я не помню, чтобы Хэрри плакал.
Глажу его по волосам и шепчу:
–Не надо, пожалуйста.
–Я думал, что потерял тебя.
–Хэрри.
–Я думал…– Он отстраняется, стягивает очки и морщится:– Думал, что больше тебя никогда не увижу. Как же так?
Его пальцы теребят очки, а я вновь обнимаю друга.
–Это я во всем виновата.
–Издеваешься? Ты спасла мне жизнь!– Его ореховые глаза смотрят на меня так пристально и искренне, что внутри все переворачивается.– Ты из-за меня…
–Замолчи! Если потребуется, я сделаю это снова.
–Да что за жизнь-то такая! То одно, то другое…
Он смеется и плачет, сжимает меня в медвежьих объятиях, пытаясь задушить. Но я не против. Я прижимаюсь к нему, чтобы услышать биение его сердца. Хэрри отстраняется и шмыгает носом.
–Черт возьми,– говорит он, усмехнувшись,– это же невероятно. Как это вышло?
–Ноа.
–Вот же старик. Не мог сразу тебя спасти?
Я хмыкаю. Думаю, он вообще не должен был спасать меня. Его помощь – ошибка. Кто знает, во что выльется очередное нарушение баланса? Не исключено, что мы еще заплатим за это. Люди совсем не учатся на своих ошибках. И даже у Смерти теперь есть собственная шкатулка совершенных просчетов.
–Помоги… помоги встать, пожалуйста.
–Конечно.
Хэйдан берет меня за руку и аккуратно поднимает с пола. Перед глазами все плывет, и я едва не валюсь обратно. Опускаю взгляд на окровавленную кофту.
А ведь так просто было отыскать ножницы, так просто было проткнуть себя лезвием.
–Мэри-Линетт потеряла сознание, когда мы были внизу,– говорит Хэрри, вырывая меня из мыслей,– ну когда мы поняли, что все паршиво, и заразились какой-то дрянью.