— Ворон, Пимаш — это же помощник капитана, так?
— Так. Прежде чем потерять сознание, просил позвать к нему главного из тех, кто ведет расследование. У него, мол, есть, что тому сказать. Но пока меня нашли, и пока я до него добрался — отключился. Надеюсь, сейчас успеем.
— Понял. Идем, — Штопор открыл дверь.
— Приветствую, — Ретен шагнул в нее первым. — Мне передали, у вас какие-то сведения относительно катастрофы?
— Ресс Ретенауи?
Плотный темноволосый господин несмотря на синюшную бледность и испарину на лбу держался очень уверенно. И даже жестко, что в его горизонтальном положении смотрелось несколько неожиданно.
— Да, это я.
— Присаживайтесь, прошу. И вы присаживайтесь, господин… ээ?..
Поскольку представляться Штопор не спешил, Ретен почел за лучшее замять тему:
— Все в порядке, господин Пимаш, это со мной.
— Ему можно доверять?
— Абсолютно. В той же степени, что и мне самому.
— Н-ну… — помощник капитана засомневался было, но тут Валент исполнил свой любимый трюк — потерялся. То есть попросту слился с обстановкой палаты, и говорить вроде стало уже не о чем. — Ладно. Раз вы ручаетесь…
— Так что у вас за сведения? — слегка надавил на него ресс.
— Я… Я убежден, — голос господина Пимаша звучал слабо — то ли из-за травм, то ли все-таки из-за некоторой неуверенности. Но потом он решился и сказал уже твердо: — Там была мина. Я видел взрыв. Определенно.
Услышав это, Ретен подался вперед, а Штопор, напротив, откинулся на спинку стула и чуть прикрыл веки. Но сказать что-либо не успели ни один, ни другой. Суматоха в коридоре, которую вот уже минуту было слышно даже через закрытую дверь, вдруг подкатила к ней вплотную, а затем и ворвалась внутрь. Тот самый санитар, что провожал их сюда, приоткрыл створку и немного помявшись, словно не рискуя прервать разговор, все-таки произнес:
— Там с парнем, который в отдельной палате лежит, совсем худо. Помирает вроде.
Услышав новость, Ретен вскочил. Валент же так и остался сидеть, даже не дернувшись:
— Иди, — в упор глянул он на ресса. — Я сам здесь закончу.
Резон в таком предложении был — главное помощник капитана уже сказал, а Ретенауи услышал и понял — тот не лгал. По крайней мере, сам Пимаш верил в то, что говорил. А во время дальнейшего допроса ищейка определенно был и нужнее, и полезнее. Оба это прекрасно понимали. Поэтому Ретен кивнул и попрощался:
— Господин Пимаш, повторюсь, этому человеку вы можете доверять ровно в той же степени, что и мне и самому. Расскажите ему все. Подробно.
После чего, уже не задерживаясь, выскочил за дверь.
— Итак… — Валент снова откинулся на спинку стула и вытянул перед собой ноги. — Я вас очень внимательно слушаю, господин помощник капитана.
— Но… — опять было засомневался тот. — С чего же начать?
— Да с самого начала и давайте. С отлета из столицы. Тогда вы еще ничего не подозревали?
— Нет, — решившись говорить, собеседник опять стал выглядеть увереннее. — Разумеется нет, иначе бы рейс не отправили.
— Понимаю. То есть там вы ничего не видели.
— Не видел. Собственно, я ничего не видел и не подозревал до самого момента взрыва.
— Где он произошел?
— Прямо над рубкой управления. Мина была заложена под ферму, которой та крепилась к аэростату.
— Снаружи?
— Да.
— А вы там как оказались?
— Проверял рули высоты. Тяги. Что-то там заедало.
— Вы механик? — Валент снова прикрыл веки, полностью сосредоточившись.
— Да. И механик тоже, — подтвердил Пимаш. — У нас небольшой штат, не то что на круизных дирижаблях, приходится совмещать. Так вот, господин Каври, наш капитан, распорядился посмотреть, что там.
— И что же?
— Не знаю, я не успел. Но предполагаю, что та адская машина, которую нам подложили, вывалилась оттуда, где была спрятана и упала на рулевые тяги, заклинив часть из них.
— Почему? Почему вывалилась? Были какие-то маневры?
— Да. Ночью мы пересекали Свразьи горы. Пришлось подниматься почти на километр, потом снова уходить вниз, в общем, болтало.
Штопор вспомнил — действительно, ночью немного трясло и кивнул:
— Продолжайте, прошу вас.
— В общем, я оделся… в такой специальный комбинезон, из очень толстой кожи, предназначенный для работы на высоте, открыл люк гондолы, начал из него выбираться… и тут как раз взрыв. Ровно там, куда я должен был идти с проверкой. И если бы не одежда…
— Да, понимаю, — Валент коротко глянул на Пимаша и снова сосредоточился на своих внутренних ощущениях. — Вас отбросило обратно? В люк?
— Отбросило? Пожалуй. Но я и сам уже успел выпустить поручень и прыгнуть вниз. Взрывом мне лишь наподдало вдогонку.
— А каковы были последствия этого взрыва? — Штопор решил сменить тему. — Как вы полагаете?
Помощник капитана, занервничавший было при воспоминаниях о падении и травме, снова собрался с мыслями и заговорил гораздо охотнее:
— Я не знаю, в курсе вы или нет, но в нашем аппарате было шесть баллонетов. В смысле, баллонов с водородом. Три в передней части аэростата, три сзади. Так вот, подложили заряд явно под один из них, чтобы тот взорвался, а потом сдетонировали и остальные. У нас тогда не осталось бы ни шанса. Но в итоге мина взорвалась так, что повредила лишь шпангоуты, соединявшие переднюю и заднюю часть. Мы, грубо говоря, развалились пополам и потеряли зад, который и взорвался, но уже отдельно. Если бы не горящие обломки, долетевшие до нас, капитан вполне мог посадить гондолу на оставшихся баллонетах. Балласт он успел сбросить и рули высоты в положение посадки заклинил насмерть. Но то, что мы сумели сесть даже с пожаром на борту…
Пимаш неверяще покачал головой и вдруг остро глянул на Штопора:
— Нам все равно необыкновенно повезло! Необыкновенно. Если б мне кто рассказал, что такое возможно, я, пожалуй, не поверил бы.
— Понимаю, — повторился Штопор и предпочел вернуться к теме: — так, полагаете, рубку управления уничтожил один из обломков взорвавшейся части?
— Нет. Один из обломков поврежденного шпангоута. Упал сверху, когда начался пожар. А газ в передней части аэростата не взорвался потому, что капитан успел рвануть аварийные клапаны на баллонетах, выпустив сразу весь оставшийся водород. Наверное, это последнее, что он сделал. Да, после этого мы почти упали, зависнув лишь на остатках оболочки, но высота такое уже позволяла. Получилась все-таки посадка, а не падение, пусть и жесткая.
— Выходит, господин капитан нас спас?
— Вне всякого сомнения. Он и невероятная удача. Считайте, мы все вчера заново родились.