Любовники-полиглоты - читать онлайн книгу. Автор: Лина Вульфф cтр.№ 28

Когда я в начале своего рассказа написал, что у каждого из нас в жизни есть центральные элементы, вокруг которых вращается наше существование, мгновения, которые отбрасывают тень на совершенно другие мгновения, я имел в виду именно такого рода мгновения. Тяжелое, сильное тело, поднимающееся из воды. Белая кожа, веснушки, которыми усыпано лицо, плечи и руки, вода, стекающая по спине, волосы, спадающие на плечи, как черные водоросли. Во мне все замерло, окончательно и бесповоротно. Это, подумал я, та точка, в которую выливается вся тоска. Все усилия, все слова и все намерения. Эта мысль вызывала у меня что-то вроде эйфории, как будто моя кровеносная система распахнулась, артерии расширились, и хлынувший в тело кислород пробудил во мне после долгого удушья каждую пору. Я смотрел в лицо этой женщины, но она шла, опустив глаза, так что я не мог их видеть. Она взяла с камня полотенце и начала вытираться. Расстояние между нами снова было едва ли больше метра. Ее манера игнорировать меня и одновременно демонстрировать саму себя целиком и полностью казалась мне невероятно привлекательной. Я подумал, что понял ее. Она бросала вызов и поощряла. Другими словами, она точно была сложной, и она бросала вызов и поощряла. Другими словами, она наверняка была сложной и мило провоцирующей. Иррациональной. В повседневной жизни это может оказаться недостатком, но такая женщина, по крайней мере, не станет относиться к сексуальному акту как к трактату о равенстве. «Ох уж все эти годы, проведенные на севере!» – подумал я. Пора обратно в Италию.

Женщина наклонилась, чтобы поднять с камней платье. Я смотрел в другую сторону, потому что градус интимности ситуации дошел до прямо-таки шокирующего даже для такого основательно закаленного мужчины, как я. Женщина легко скользнула в платье и провела пальцами по волосам. Потом она взяла полотенце и пошла обратно по тропинке. Я смотрел на морскую гладь. Ждал момента, когда будет прилично обернуться и посмотреть вслед незнакомке. Но проходя прямо у меня за головой, она вдруг остановилась. Я задержал дыхание. Она оставалась на месте. Я повернул голову и посмотрел на нее. Только тогда я впервые увидел ее глаза. По блестящему неподвижному взгляду я понял, что эта женщина – слепая. Меня охватил стыд такой силы, как будто меня огрели дубиной. Почему я ничего не сказал, когда она спускалась к воде? Что-нибудь в духе «какой прекрасный день» или «вода сегодня теплая»? Женщина все еще стояла неподвижно, и по ее по-детски смущенному выражению лица я понимал, что она только что обнаружила, что она здесь не одна. Ее смущение, если только это возможно, было еще более соблазнительным, чем то, что я истолковал как ее дерзость. Но даже теперь я не мог встать и заговорить с ней. Я сидел с пылающим лицом, и секунды казались минутами. Наконец она снова пошла по тропе, медленно и неуверенно. Я видел, как она поднимается на горку и скрывается в сосновом лесу.

Я закрыл глаза, пытаясь отдышаться. Я видел себя, сидящего на скале, и женщину, исчезающую у меня за спиной. Я видел остров, лес, окружающую их черную воду. Я слышал свое дыхание и море, которое двигалось в том же ритме, как какая-то наблюдающая за всем вечность. Я вспомнил строку из «Так говорил Заратустра», что-то в духе «Я – Заратустра, безбожник: я варю каждый случай в моем котле» ^[5]. Я поднялся и пошел следом за слепой. Дорожка вилась между сосен, сначала по еще прохладным камням, потом по мягкой земле, усыпанной длинными иголками, которые пружинили под ногами, как мягкий влажный ковер. Тропинка сужалась и, чем выше я поднимался, тем сильнее она петляла, но слепая шла по торчащим из земли корням и камням проворно и уверенно. Через сто метров тропинка прервалась, уткнувшись в аккуратно постриженный газон. Посреди него стоял небольшой белый дом, типичный для этого острова и не особо отличающийся от нашего, только поменьше. Из трубы шел дым, деревянные ставни были полуприкрыты. Слепая проворно и уверенно прошла по газону, а сам я остановился на опушке леса. Я оглядел участок. Пустота и тишина. Слепая поднялась на веранду, открыла дверь и вошла в дом. Одно из окон было приоткрыто, и я прислушивался, не крикнет ли она «эй!» или что-то еще, что можно крикнуть своей второй половине, когда приходишь домой. Но до меня не донеслось ни звука. В доме по-прежнему было тихо и неподвижно. «Может, у нее нет мужа?» – пронеслось у меня в голове. Может, она одна? И если она одна и кроме того поет итальянскую колыбельную, возможно, она тоже тоскует по родной душе, по любовнику, такому же полиглоту, как она сама? Я усмехнулся. «E buffo che il cuore non si fermi mai», – подумал я. Да, занятно, что сердце никогда не останавливается, que el corazón no se para nunca. Что ж. В конце концов оно останавливается, но человек этого не замечает.

Я начал подкрадываться к дому. Меня одолевало любопытство, и я, пригнувшись, перебежками пересек газон. И вот я уже оказался около веранды. Там стояла маленькая берестяная корзинка с синими пятнами на дне. Еще там оказалась пара резиновых сапог с высоким узким голенищем, и на стене на крючке висела вешалка с желтым дождевиком. Мысль о том, что слепая собирала чернику в желтом дождевике, наполнила меня нежностью. Я представил себе ее среди черничника, решительно и вместе с тем неуверенно перебирающей пальцами в поисках ягод. Никаких следов мужчины на веранде я не обнаружил. Я устоял перед соблазном постучать. Не может все быть так просто: ты стучишь в дверь, и ее тебе открывает твой идеал. Уж это-то я понимал. С моря подул холодный ветер, и тут же несколько капель дождя с силой стукнули в окно дома. Через несколько секунд небеса разверзлись, и начался ливень. Дождь лил как из ведра, но у горизонта облака рассеивались. Грозное небо осветилось очень странным солнечным светом. Стена дождя, казалось, должна была пройти перед соснами, которые темной кулисой стояли перед морем. Все это в сочетании с яркими лучами, пробивающимися через просвет в облаках, вызывало у меня желание начать сочинять стихотворение о чем-то небывалом, но я сдержался. Я могу согласиться впасть в безумие, но не в патетику.

Я еще какое-то время простоял, защищенный от дождя крышей веранды. Потом дождь прекратился, так же неожиданно, как начался, и я спустился по лестнице и прокрался к окнам в короткой стене дома. У дальнего угла я обнаружил выступ, на который я мог взобраться. Что я и сделал, а потом заглянул в окно. Я не сразу разглядел очертания двух людей в комнате. Увидев их, я словно еще раз получил удар дубиной по голове. На полу на спине головой к окну лежал мужчина, а на нем сидела слепая. Капли дождя, все еще стекающие по оконному стеклу, рисовали голубоватые, подвижные узоры на их обнаженных телах. За ними в камине горел огонь. Блестящие глаза женщины были полуоткрыты и направлены прямо в окно, на меня. Я никогда не забуду этот взгляд и свет, который, казалось, струился из ее головы. Часть меня навсегда осталась в этом мгновении, как будто я застрял и не могу вырваться, не оставив там большой кусок собственной плоти. Мужчина – очень толстый – обхватил руками бедра женщины. Я вспомнил еще одну фразу Уэльбека, о том, что человек не может жить без прикосновений из-за своей голой, не защищенной волосами кожи. Мне кажется, дословно это звучит так: «Излишне нежная, без растительности, сухая кожа людей была очень чувствительна к отсутствию ласки». Да, подумал я. Именно так. Мне плохо от недостатка ласки. На самом деле, даже хуже того. Я не в состоянии жить без ласки. Я приставлю к голове пистолет и спущу курок, если не получу ее прямо сейчас. Я отпустил оконный скат и упал на землю. Лежа в мокрой траве, я чувствовал, что кто-то украдкой смеется надо мной. Судьба. Судьба стоит в кулисах и ухмыляется, врезав своей железной рукой человеку в мягкий живот. Она смеется над тоской, над безволосой кожей, над мечтой о теплых руках. Я поднялся на ноги и побежал по газону. В висках стучала кровь, и я не мог отделаться от ощущения сильной, безрассудной злобы в груди. Злобы не из-за того, что рядом с женщиной оказался мужчина и она явно достаточно счастлива с ним, чтобы заниматься сексом, а из-за того, что мое собственное ничтожество предстало в таком ярком свете. Я видел руки, копающиеся в грядках. Бежевые папки, безрадостные глаза. Серое небо и одежду, свободно сидящую на увядающем теле. Мне нужно все забыть. Скалы, тело, веранду и корзинку из-под черники. Некоторым удается решить уравнение, у некоторых ответ сходится. Другим приходится довольствоваться задворками.