Впрочем, преподаватели не опаздывают, они задерживаются.
Я быстро взбежал по ступенькам широкого крыльца, вошел в опустевшее фойе и, ведомый памятью Вольдемара, направился в аудиторию, где меня ждала, ещё не подозревающий об этом, моя группа “А1”.
Единичка, сразу за буквой, в обозначении группы, означала курс, так что тянуть мне этих оболтусов, надо будет ещё два с половиной года, пока они не окончат третий курс и не пойдут помиру, то есть по миру, ища свой магический путь.
А всего групп на курсе было четыре, — А, Б, В и Г.
И вновь взгляд приковывали расписные потолки, совсем не характерные для средневековья, яркие, тщательно прорисованные. Не натуралистичные, где любовно вырисована каждая мышца и всё предельно анатомично, как в нашу эпоху Возрождения, а именно что ближе к современным мне авторам, пишущим в фэнтези-стиле.
Мягкий ковёр, километрами устилающий пол длинных каменных коридоров, приглушал шаги и эхо почти не гуляло под арочными сводами за счёт него и тяжёлых портьер на стенах.
Коснувшись складок плотной ткани, я заглянул туда и увидел небольшую нишу в стене, в которой было бы так удобно прятаться. Возможно, когда-то здесь стояла тайная стража, призванная обеспечивать покой господина. Хотя, возможно, там просто когда-то стоял горшок, в который мог сходить, если приспичит, любой житель замка или гость. В ту доакадемскую пору, когда город ещё не знал центральной канализации.
Шум и гам за дверью аудитории я услышал задолго до того как к ней подошел.
Расслабились, студенты, расслабились, раньше, как мне подсказывала память, сидели тише воды, ниже травы. Пикнуть лишний раз боялись, зная мстительный нрав и хорошую память Локариса.
Бесшумно распахнув дверь, я почти тут же уткнулся в спину кривляющегося парня, что изображал какую-то пантомиму, веселя всю остальную группу. Был он весьма крупных габаритов, почти полностью перекрывая как проход, так и обзор.
Внезапно он вскинул вверх руки, вставая на цыпочки и нарочито басом прогудел, вызвав новый взрыв хохота:
— Я — чёрный плащ!
“Меня пародирует”, — понял я.
Протянув руку, крепко взял студента за плечо, почувствовал, как он вздрогнул, мгновенно застывая на месте и произнёс ласковым тоном:
— А почему гуляем по аудитории после звонка?
— Ай! — фальцетом взвизгнул тот, оборачиваясь.
Увидев меня, тут же закатил глаза, и рухнул на пол в глубоком обмороке.
— Мама, Чёрный плащ!.. — послышался чей-то испуганный шёпот.
— Бороду сбрили… — прошептал ещё кто-то.
— И постригли…
— И похудел, похудел как.
— Ой мама, что будет?! — запричитал в углу женский голосок.
Тяжело вздохнув, репутация предшественника мне аукаться будет ещё долго, я распорядился, ткнув пальцем в тело на полу:
— Так, этого уберите на место.
Прошел к учительскому столу на возвышении, рядом с доской, уселся, и раскрыв журнал, принялся проводить перекличку по списку.
Механически слушая, как студенты откликаются на разные голоса, вдруг вычленил особенно тихое и боязливое, — “Я”.
Оторвавшись от журнала, уставился на втянувшего голову в плечи студента и тут же узнал того, по чьей вине Локарису оторвало руки. Под моим пристальным взором, он стал потихоньку съеживаться и сползать под парту.
Когда над столешницей оставались только его испуганные глаза, я произнёс:
— Ботлер, а ну замри. Сядь нормально.
Тот обречённо уселся на стул обратно.
— Бари, напомни мне, в следующий раз к тебе, когда будешь магический эксперимент проводить, не подходить, — веско произнёс я.
— Х-хорошо, профессор, — чуть заикаясь, мелко закивал тот.
— Ладно, следующий…
Закончив перекличку, я посмотрел на сидевшую на первой парте старосту группы:
— Полдарк Силлана, сейчас занятие по основам магии, ну-ка напомни, какие темы проходили в моё отсутствие?
— Значение аспекта Копьеносца на формирование заклинаний стихии воды, — бодро оттараторила та, подскочив.
— Хорошо, а ещё?
Та тут же сникла, затем, стараясь не глядеть мне в глаза, тихо произнесла:
— Больше ничего.
— Как так? — брови мои удивлённо взлетели вверх, — а заменяющий меня преподаватель разве больше ничего вам не задавал?
— Нет, профессор, профессор Олдвен, каждый раз, приходя, задавал нам только эту тему. Мы говорили, что уже её проходили, но он только отмахивался и уходил.
— Старый маразматик, — пробурчал я еле слышно, вспомнив о ком она говорит.
Баргас Олдвен был замшелым грибом, проработавшим в Академии чёртову прорву лет и временами впадавший в маразм. Держали его только за обширнейшие знания и заслуги в области изучения теоретической магии. Группы на постоянной основе ему уже не поручали, а использовали вот так, на подмену, и для занятий по теормагу со студентами желающими пройти углубленный курс.
— Ну ладно, раз вы все декады изучали аспект Копьеносца, то значит для вас не будет сложностей рассказать основные принципы формирования заклинаний с ним. Садись, Полдарк.
Закинув ногу на ногу, я вновь расположил перед собой журнал и, ведя пальцем по фамилиям, стал неторопливо говорить:
— А к доске пойдёт… пойдёт к доске…
В аудитории тут же стало максимально тихо. Так тихо, что стало слышно, как под кем-то нервно поскрипывает стул и стучат чьи-то неплотно сомкнутые зубы.
Посмотрев, на дружно уткнувшиеся в парту лбы, я только вздохнул. Вот вроде средневековье, где, по идее, более раннее взросление, к семнадцати годам это уже взрослые люди, в браке, да ещё и с ребёнком, зачастую. А тут словно пятиклашки себя ведут.
Впрочем, к детям с магическим даром здесь относились по-другому, чем к обычным. И инфантилизм в таком возрасте был вполне понятен в силу определённого потакания личинкам будущих магов. А ну как будешь его в чёрном теле держать и строжиться над ним, а он отучится, вернется, и будет тебя самого магией по дому гонять. Такие рассуждения родителей я вполне понимал. Плюс, маг — это почётно.
Обдумав всё это, я решил быть к ним помягче, всё-таки, я-прошлый, их чересчур застращал.
Тут взгляд мой упал на давешнего клоуна, рухнувшего при мне в обморок. За парту его усадили и он, вроде как, даже успел прийти в себя, опасливо лупая на меня глазами.
— К доске пойдёт Маршуш! — ткнул я в него пальцем, решив дать возможность исправить впечатление о себе.
Но тот, вдруг, снова закатил глаза и стёк под стол.
— Да что ты такой впечатлительный! — ругнулся с досадой я, повёл пальцем вправо, по боязливо пригибавшимся головам, — тогда Русавр.