Из груди непроизвольно вырывается хриплый смешок. Дико чешется подбородок, потерев его с удивлением рассматриваю мокрые пальцы. Ну чёрт возьми! Только слёз мне сейчас не хватало.
– А что с твоим платьем? Где колготки? Вера, тебя что... изнасиловали?
Голубые глаза в испуге перескакивают с меня на Дронова – свет её очей. Своя трёшка в центре, ещё две сдаются в аренду, мать состоит в РОНО, отец успешный бизнесмен у самого собственный фитнес-центр – мечта, а не зять. Но корень родительской симпатии зарыт совсем не в связях и не в достатке. Дело в том, что Саша по идиотскому стечению обстоятельств ровесник нашего с Лизкой старшего брата, первенца, который погиб трёхмесячным, задушенный грудью уснувшей матери.
Комплекс вины, непостижимым образом притупившийся с появлением в нашей семье Дронова, грозит обрушиться на неё с удвоенной силой, если из-за моих взбрыков Сашка навсегда покинет наш дом. Поэтому ничуть не удивлюсь, если вариант с изнасилованием родную мать устроит больше правды.
– Нет, мам, зачем? Я добровольно ноги раздвинула. Но ты попробуй Сашу усыновить, будет всем счастье.
– Дрянь! – голова тут же взрывается болью от хлёсткой пощёчины. – Пошла вон с глаз моих! Так я тебя воспитывала?
Именно так.
Я молча улыбаюсь, глядя, как Дронов осуждающе качает головой. Что такое боль, в сравнении с вечным разочарованием в материнских глазах? Нам с Лизкой всего лишь не повезло родиться мальчиками.
– Если на этом твой бенефис окончен, может, всё-таки вернёмся к нашему разговору, – устало вздыхает Саша. – переезжай ко мне, давай попробуем ещё раз. Собери пока самое необходимое, потом перевезём остальное. Верунь...
– Да не вопрос. – перебиваю Сашу презрительным фырканьем, после чего удаляюсь в гардеробную, достаю отцовский чемодан и почти не глядя принимаюсь забивать его первыми попавшимися вещами.
– Вер, он приехал уже после твоего звонка. Я не специально, честно, – дрожащий шёпот сестры на мгновение колет сердце сомнением, но только на мгновение, не больше. Пора отпустить её из-под своей опёки. – Вера, почему ты молчишь? Куда собираешься? К нему?..
Разогнувшись, внимательно смотрю в опухшие от слёз глаза.
– Тебя на самом деле только это волнует, или не хочешь остаться один на один со своим горем?
– Я без тебя не справлюсь, – тихо признаётся Лиза, пряча растерянный взгляд и сжимая бумажную салфетку в кулаке до побеления костяшек. В эту секунду она выглядит такой несчастной, что я, не удержавшись, накрываю её холодную руку своей ладонью.
– А ты попробуй, – уверенно говорю, чувствуя, как непрошенные слёзы снова жгут глаза. Матвей прав, не стоит разбрасываться пустыми словами. Я не смогу всегда быть рядом, чтобы направить и утешить. Я даже с собственной жизнью перестала справляться. – Попробуй, родная, попробуй. Когда-то же нужно начинать. Не бойся, борьба закаляет. У тебя получится, увидишь.
Остаётся молиться, чтобы отрава по прозвищу Лихо не успела поразить её кровь так же необратимо, как мою.
– Наверное ты права, пора взрослеть. И для начала надо бы отцепиться от твоей шеи.
Бледно улыбаясь, Лиза опускает взгляд и сразу же вскидывает назад к моему лицу. Всполох внезапного напряжения в её глазах напоминает о лежащем в ложбинке между грудей кулоне. Какова вероятность, что сестра видела его раньше и теперь сложит дважды два?
Да чёрт его знает.
Расслаблено продолжая держать её за руку, жду вердикта. Мои эмоции притуплены выпитым и, наверное, в глубине души я эгоистично хочу покончить с этой ложью, чтобы освободить себя от угнетающего груза. Её боль – моё наказание, нежеланное, но целиком заслуженное.
– Где ты достала эту безвкусицу?
В голосе чуть ли не мольба напополам с надеждой на совпадение. Значит, историю кулона Лиза не знает.
Открываю рот и закрываю обратно. Не могу. Влечение, трудности – явления временные, а сестра навсегда.
– Бабуля одна встретилась, всем навязывала, – невольно прикрываю подарок Матвея ладонью. – Нужно было купить и тебе?
Обман неприятно горчит на языке, но он ведь никогда не слетает поодиночке. Вот уйду и больше не придётся врать.
– Шутишь? Обойдусь, – по лицу Лизы проходит тень облегчения, отчего и мне дышать становится легче. Кому будет лучше от той правды, если она в целом ничего не меняет?
– Уже собралась? – с недоверчивым одобрением уточняет мать, едва завидев мой понурый силуэт в дверном проёме прихожей.
Хоть стёрла бы улыбку приличия ради.
Дронов, озадаченно потирает пальцами подбородок. Короткий обмен взглядами не оставляет сомнений в том, что удивила их не столько моя скорость, сколько кротость. В правильном направлении думают. Могут же, когда хотят.
Не спеша с ответом, надеваю свой прошлогодний пуховик, затем, обойдя Сашу, отодвигаю пуфик, дабы достать забившуюся за него Мусю.
"Умрррру!" принимается голосить рыжая бестия, не сводя презрительного взгляда с закатившего глаза гостя.
Дронов никогда не числился в ряду её фаворитов. Полагаю, брезгливость единственная причина, по которой моя любимица ни разу не нагадила в его обувь. Справедливости ради нужно отметить, что нелюбовь между ними двумя изначально была взаимной, оно и понятно – кобель кошке не товарищ.
Игнорируя Сашины попытки помочь и Мусины неизменные угрозы умереть, заталкиваю питомицу в переноску. Пресекаю шлепком по кисти поползновения бывшего выхватить у меня из рук чемодан. Проверяю в сумочке наличие очков, ключей от подаренной на двадцатилетие Хонды, документов. Отлично, осталось попрощаться.
– Всё, больше не смею раздражать твои глаза, мамуль. Ухожу вон, – бледно улыбаюсь, не отрывая глаз от медленно покрывающегося красными пятнами лица матери.
– Едем, дорогая?
А вот до Саши посыл моих слов, очевидно, не дошёл. В зелёных глазах чуть ли не слёзы раскаянья, вот-вот замироточит. Ага, теперь наш мученик ещё и рыцарь печального образа.
Его бы не пригреть, а огреть как следует, жаль руки снова марать неохота.
– Едь, Бобик. Нам не по пути.
– Что это за фортеля такие? – заторможено тянет мама, очевидно, шокированная несвойственной мне дерзостью.
– Это моё окончательное решение.
– Выйдешь за дверь, обратно не просись! – бескомпромиссно отрезает она, явно в расчете на то, что проспавшись где-нибудь у знакомых, мне больше некуда будет податься и за неимением альтернатив явлюсь я пред Дроновым аки шавка побитая с повинным поклоном. Ну-ну.
– Как скажешь, – еле дышу от резкой боли в груди, по которой словно пришёлся удар кулаком. Как же плохо мы, оказывается, друг друга знаем.
– Вера не дури, – вдруг отмирает главный виновник наших семейных разногласий, решительно перехватывая мой чемодан. – Куда ты в ночь? Тебе даже пойти не к кому.