Казалось, Ромео успокоился, откинувшись на спинку дивана, низко опустив голову.
– Моя мамочка чертовски ненавидит меня. Я живое, дышащее напоминание о том, что мой отец изменял. Но это не единственная причина, по которой они себя так ведут. Они ожидали послушного, покорного ребенка, который, когда они скажут «прыгай», спросит, как высоко. А получили сплошное разочарование, понимаешь? Я достиг отличных успехов в спорте, и у меня появились собственные мысли и собственные мечты – неприемлемые для Принса!
Как я посмел, как посмел желать чего-то для себя после того, как они с такой самоотверженностью меня приняли? Забрали меня и напоминали мне каждую минуту каждого долбаного дня, что я был плодом купленного секса. Били меня до тех пор, пока я не мог даже держать футбольный мяч, не говоря уже о том, чтобы бросить его. Если ты ранен, то не можешь играть, верно? Так что мой папа превратил это в еженедельную традицию отца и сына.
– И н-никто тебе не помог? Не догадывался? – сдавленно спросила я.
Он мрачно рассмеялся.
– Кто бросит вызов могущественному миллиардеру и станет выяснять, почему его ребенок вздрагивает, когда кто-то к нему прикасается?
Я шмыгнула носом и попыталась унять жжение в легких. Образ Ромео – крутого парня распадался на глазах.
– Что еще хуже, их нежеланного ребенка вполне закономерно выбирают на драфте в НФЛ, дважды, но он вынужден отклонить предложения, пожертвовать своими мечтами, чтобы у людей даже не было шанса узнать, что на самом деле он не биологическая гордость и радость Кэтрин Принс. Дверь к сотням скелетов должна быть очень надежно заперта!
Ромео стоял передо мной, широко раскинув руки, и своей позой он явно демонстрировал свое унизительное положение.
– Ну, это все, Мол. Вот почему мои родители ненавидят меня и почему то, что я с тобой, лишь усилило их и без того горькое разочарование в проклятом сыне.
Я робко шагнула вперед и поправила его воротник дрожащими руками.
– Поэтому все зовут тебя Роумом, а не Ромео? Поэтому ты так ненавидишь это имя? Потому что оно напоминает тебе о твоем прошлом?
Он неуверенно наблюдал за каждым моим действием.
– Да, моя биологическая мать сказала, что если они не оставят имя Ромео, она пойдет в СМИ и разоблачит их, чего они, разумеется, не могли допустить. Поэтому согласились… неохотно. И заставили подписать какое-то соглашение о неразглашении. – Он невесело рассмеялся. – Что за имя такое, Ромео, для уважаемого сына самой богатой семьи в Алабаме? Мои родители всегда называли меня Роумом на людях, но наедине я был Ромео. Они использовали это имя как насмешку и проклятие. Ромео – сын шлюхи, Ромео – плохой подарок. Они никогда, никогда не давали мне забыть об этом.
Я поцелуй за поцелуем нежно целовала его горло.
– Где она, твоя биологическая мать?
– Наверное, свалила обратно в ту дыру, из которой вылезла.
– Ромео, я…
Он вытолкнул меня из своих объятий, и я увидела, как исказилось его лицо.
– Ты собираешься бросить меня, не так ли? Я знал, что потеряю тебя. Просто знал. Кто захочет мириться с дерьмом моих родителей? Я не стою всего, через что они заставят тебя пройти, если мы останемся вместе, ведь так? – На его лице отразилась печаль. Ромео рухнул на старый коричневый диван, который стоял перед покрытым сажей незажженным камином. Горькие слезы потекли по его щекам, а широкие плечи сотрясались от сильных рыданий. Я никогда не видела, чтобы он плакал.
Это почти убивало меня.
Я присоединилась к нему на диване и обняла, пока он выплескивал свою боль, опустив голову мне на колени. Я плакала вместе с ним. Я плакала по маленькому мальчику, который не знал любви. Я плакала по маленькому мальчику, потерявшему детство, и по юноше, который мог много предложить миру, но сдерживался непоколебимыми путами своих жестоких и умеющих искусно манипулировать родителей.
Когда Ромео успокоился до тихих всхлипываний, я взяла его лицо в свои ладони и заставила посмотреть на меня.
– Ромео…
– Я люблю тебя… Я люблю тебя, – шептал он снова и снова, широко распахнув глаза, а подушечки его больших пальцев неистово стирали влажные следы с моих щек.
– Ч-что? – Мое сердце подскочило к горлу.
Ромео сменил позу и встал на колени, притянув меня к себе. Затем он завалился на спину, укладывая меня сверху.
– Я люблю тебя. Я люблю тебя сильнее, чем когда-либо мог представить.
Я подалась вперед, прижимаясь грудью к его грудной клетке, чтобы наши сердца бились в унисон в бешеном ритме.
– Я тоже люблю тебя, малыш, – призналась я. – Я сильно люблю тебя, очень сильно.
Его расстроенные глаза широко раскрылись.
– Детка, ты любишь? Даже после всего?..
– Я никуда не собиралась уходить. Я пришла сюда, чтобы признаться тебе в этом. Пока я сидела в пикапе, я видела твои страдания и поняла, что должна быть с тобой, несмотря ни на что. Я должна сказать тебе, что никогда не оставлю тебя.
– Но мои родители?..
– Да, твои родители вели себя просто немыслимо, но им никогда не удастся прогнать меня от тебя, от любви к тебе. Мы несчастные влюбленные, предназначенные друг другу звездами, Ромео. Мешающие родители входят в часть пакета. – Я шутливо подмигнула.
Робкая улыбка скользнула по его разбитым губам, и от этого его измученное лицо преобразилось.
– Сейчас я чувствую себя таким открытым… как будто кто-то разорвал мою грудь, и все, что ты видишь, – это истерзанное сердце, усыпанное рваными шрамами.
Я расстегнула его рубашку, пуговицу за пуговицей, и оставила поцелуи возле самого его сердца. Ромео простонал, и я сильнее прижалась губами к горячей бронзовой коже.
– Никто никогда не знал, что они представляют собой за закрытыми дверями. Я никому не рассказывал. Сегодня ты стала огромным кирпичом для их стеклянной крепости. Я видел панику в глазах отца. Ты можешь уничтожить все, ради чего они так упорно трудились.
Я провела пальцем по контуру татуировки на его ребрах.
– Как бы все ни было плохо, я рада, что побывала там, что теперь знаю, с чем ты справляешься. Мы не можем уничтожить секреты и воспоминания о нашем прошлом, но мы можем построить следующую главу нашей жизни, вместе.
Скупая слезинка скатилась по его щеке.
– Мол…
– Ш-ш-ш… – Я покрыла поцелуями его грудь, его торс, скользя по твердым выступам и глубоким впадинам. Откинув поля его распахнутой рубашки, расстегнула его брюки. Я рискнула взглянуть на Ромео – его глаза горели, свирепо пылая, а темные радужки искрились необузданностью и дикостью, когда он наблюдал за моим соблазнительным поступком.
Его боксеры опустились следом за «молнией» брюк, и я погладила верх его бедер. Он был нужен мне больше, чем воздух.