Я кивнул. Не очень хотелось попадаться Лешему на обед.
– И третье правило: нас впереди ждёт река. Ни при каких обстоятельствах мы не должны от неё уходить. А знаешь почему?
– Нет, – сказал я.
– Потому что это волшебная река, – сказал папа. – Она приведёт нас домой.
– Это здорово! – улыбнулся я и зашагал за отцом к речке.
***
7-ой день в пути.
Как сын терпит отсутствие еды, постоянную усталость? Не знаю. Мне самому иногда хочется лечь в траву и просто лежать. Возможно, на меня ложится ещё и двойная ответственность вместе с постоянным страхом, что нас обнаружат. Миша пока не до конца понимает, что происходит. Он просто играет.
Да уж, чтобы передвигаться быстрее, приходится выдумывать всяких драконов, Лешиев, от которых мы убегаем. В этом есть и ещё один плюс: в дни затишья, когда нам ничего не угрожает, сын не теряет нить игры, не забывает о правилах. Его воображение рисует всё, что я придумаю.
Какая же это удача, что мы вышли к реке! Она всегда выведет на какое-нибудь поселение. Рядом с ней и укрытие найти можно, и еду. Да и от жажды не умрёшь.
Ох, Тося, Тося! Жёнушка ты моя ненаглядная! Я ведь пообещал сыну, что в конце игры он увидит тебя. Пообещай и ты мне, что будешь жива, когда мы вернёмся.
***
Глубокой ночью отец разбудил меня. Кругом спят люди.
– Михаська, – шепчет папа. – Просыпайся.
– Что случилось? – спрашиваю я и тру руками глаза.
– Давай поиграем с тобой в игру. Только это игра очень длинная. Ты готов следовать её правилам?
Услышав про новую игру, я тут же проснулся и кивнул головой, готовясь выслушать отца:
– Представь, что мы с тобой маленькие гномы. Нас забросило далеко-далеко от дома, и теперь мы должны вернуться. Ты же хочешь вернуться домой?
Я радостно закивал.
– Но самое страшное и опасное, – продолжил отец, – что в любой момент за нами могут погнаться чудища. Если они поймают нас, то съедят. Ты ведь не хочешь быть съеденным?
Я покачал головой и спросил:
– А почему те люди стали чудищами? Они ведь так похожи на нас.
– Когда-то они тоже были гномами, – ответил папа. – Но злоба в их сердцах превратила их в чудищ. Если они заметят нас, придётся бежать. Очень быстро. И хорошо бы, чтобы они нас вообще не заметили. А для этого в игре есть одно правило. Оно очень-очень важное. Ты слушаешь?
Я снова закивал.
– Мы должны молчать. Почти всегда. Если захочешь что-то сказать, лучше дёрни меня за рукав, а потом скажи шёпотом мне на ушко. Договорились?
Я кивнул головой всего один раз. Сердце стало биться сильнее. Я не мог понять от радости и приятного волнения перед игрой или от необъяснимого страха, который передался мне от отца.
Мы вместе вышли из большого дома, в котором жили какое-то время. Папа очень сильно сжимал мою руку, но я не замечал этого. Мы пробирались к выходу.
Яркие фонари светили и бегали по двору. Папа шёл только по тёмным частям двора. Я – за ним.
Мы пролезли через дыру в заборе, и спустились с горы.
– А теперь бежим! – скомандовал отец.
И в этот миг я услышал, как чудища закричали что-то на своём языке. Они заметили нас.
– Скорее, Миша, скорее!
Отец чего-то очень сильно испугался. Но ведь это всего лишь игра. Только не привык я, чтобы папа чего-то боялся, вот и побежал быстрее. Наверное, это самая настоящая игра, где и взаправду можно умереть.
Мы подбежали к ручью. Отец посадил меня на плечи и побежал прямо по воде. Через какое-то время папа свернул в лес, и мы бежали до самого утра, лишь изредка отдыхая. Потом отец нёс меня на руках, но продолжал медленно бежать. И лишь к ночи следующего дня он сел под дерево отдохнуть.
– Молодец, Михаська, – улыбнулся папа, пытаясь отдышаться. – Первую миссию в игре по пути домой ты выполнил.
***
77-й день в лагере.
Сегодня идеальный день, чтобы нам с Михаськой сбежать. У немцев какой-то праздник. Возможно, охраны почти не будет, да и та, что останется, вряд ли будет бдительной. Я всё распланировал. Сбежать – не проблема. Потом придётся скрываться, выживать в лесу, а у меня ещё и ребёнок.
Главное, чтобы он помогал мне. Лишь бы не испугался.
Знаю, я скажу ему, что это новая игра. Ведь он так любит играть.
Давно пора начинать новую главу своей истории. Интересно, как она будет называться? Завтра на следующей странице будет записано «1-й день в пути». А, может быть, следующая страница дневника навсегда останется пустой.
Где справедливость?
– Всем встать: суд идёт, – после этих слов в зал вошёл судья. Седина украшала его голову.
– Прошу, садитесь, – сказал он.
Поправив черную мантию, судья сел и твёрдым голосом произнёс:
– Заседание суда объявляю открытым, – и стукнул деревянным молотком по столу.
– Слушается дело Майкла Листера. Виновен ли он в смерти своих родителей? Пригласите присяжных.
Двенадцать человек вошло в зал. Двенадцать человек, от которых зависит дальнейшая судьба десятилетнего мальчика на скамье подсудимых. Ребёнок с любопытством рассматривал присяжных.
– Не смотри на них, – прошептал адвокат, наклонившись к мальчику. – Мы с тобой всё отрепетировали. Действуй по плану. Не переживай.
Адвокат мягко прикоснулся к Майклу, чтобы успокоить его.
Как случилось, что десятилетий малец оказался на скамье подсудимых? Очень просто. Когда два сына Джона Родла – самого влиятельного в городе человека – взяли машину отца и на бешеной скорости сбили двух человек на смерть, быстро нашли козла отпущения. Ребёнок. Мол, он побежал на дорогу, а родители бросились его спасать. Никто не смел обвинить сыновей Родла. Джона все боялись. Точнее не его самого, а той безграничной власти, которой он пользовался, благодаря своему многомиллиардному состоянию.
– Подсудимый, встаньте, – судья посмотрел на мальчика из-под очков, – вам предъявляется обвинение в ненамеренном убийстве родителей. Вы признаете себя виновным?
– Нет, ваша честь, – проговорил детский голосок, и словно звон колокольчика прозвенел в зале.
– Итак, приступим, – сказал судья.
Целый час длился суд. Прокурор, в кармане которого лежали миллионы Родла, настаивал на виновности мальчика. Адвокат, честный человек, как мог защищал Майкла, говоря о настоящих преступниках. Он призывал двенадцать человек к милости, ведь у мальчика никого теперь не осталось. Присяжным было жалко Майкла, но, услышав о сыновьях Джона, некоторые задумались о выгоде, которую они получат, если спихнут всю вину на мальчика.