Преступления прошлого - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Аткинсон cтр.№ 45

Сколько раз она будет повторять одну и ту же ошибку? Смысл ведь в том, что ты можешь совершить в жизни одну большую ошибку, исправить ее и никогда не делать снова. И даже не важно, исправишь ты ее или нет, потому что она всегда будет преследовать тебя, куда бы ты ни пошла, что бы ты ни сделала, — всегда найдется угол, завернув за который ты увидишь на полу букашку, надрывающуюся от плача и засыпающую в слезах. Букашку в новом комбинезончике из «ОшКоша».

Волосы у Джона Бёртона редели, и на макушке намечалось подобие монашеской тонзуры. Когда Каролина заметила эту проплешину, у нее сердце сжалось от нежности. Она не уставала поражаться, насколько нелепа может быть страсть. Он стоял на коленях у алтаря, исполняя, как ей показалось, какой-то религиозный обряд, но, подойдя ближе, поняла, что он подметает пол с совком и веником. Увидев ее, он смущенно засмеялся:

— Дама, что убирает в церкви, уехала в отпуск.

— Куда? — Ей понравилось, что он сказал «дама» вместо «женщина».

— На Майорку.

— Вы ей платите?

— Да, конечно, — удивился он.

— Мне казалось, в церквях всегда полно женщин, которые из любви к Господу составляют букеты, чистят-полируют и тому подобное.

— Это что-то из прошлого, — сказал он. — Или из телевизора.

Каролина присела на переднюю скамью.

— Сигарету бы сейчас.

Он сел рядом, в руках у него по-прежнему были веник с совком.

— Не знал, что вы курите.

— Я и не курю. Разве что изредка.

На нем были викарские брюки, черные, безликие и дешевые, белая футболка и старый серый кардиган, который ей хотелось погладить, как будто он живой. Даже «в штатском» он был типичный викарий. У нее не получалось представить его в джинсах или костюме. Почти наверняка он понятия не имеет о том, что она к нему чувствует. Признавшись, она оскорбила бы его добродетель. Конечно, она совсем его не знает, ну и что с того? Может, он ей вовсе не подходит (даже скорее всего), и нельзя забывать, что она замужем (с другой стороны, что это меняет?), но ведь неправда, что в мире есть только один предназначенный тебе человек? Если так, то шансы встретить его стремились бы к нулю, и, зная свою везучесть, даже столкнувшись с ним нос к носу, Каролина его не узнала бы. А что, если твоя судьба живет в трущобах Мехико-Сити или отбывает срок по политической Статье в Бирме или это один из миллионов людей, отношения с которыми для нее невозможны? Например, преждевременно лысеющий англиканский викарий сельского прихода в Северном Йоркшире.

Ей внезапно захотелось плакать.

— От нас уходит няня.

Боже, как она сейчас жалка. Что есть одна несчастная испанская няня в сравнении с войнами и нищетой стран третьего мира? Но у него было доброе сердце, в нем она и не сомневалась, и он сказал:

— Мне жаль.

Так сказал, словно ему действительно было жаль. А потом они еще посидели в тишине, глядя на алтарь и слушая, как летний дождь барабанит по старой шиферной кровле.

Джулия втащила в гостиную ведро с углем. Следом за ней прихрамывал Сэмми.

— Не могу поверить, что Виктор так и не провел центральное отопление, — выдохнула она, грохнув ведро на пол, отчего угольная пыль и маленькие кусочки угля блестящим гагатовым дождем осыпались на ковер.

Амелия нахмурилась:

— Я только что тут прибралась.

— Это напишут на твоей могиле, — сказала Джулия.

А Амелия сказала:

— Уж не ты ли?

И Джулия ответила:

— Черт, мне так хочется, аж зудит!

И Амелия спросила:

— Чего именно?

— Две недели принудительного воздержания с тех пор, как мы тут. Мне просто крышу сносит, честно. Дрочу каждую ночь.

— Джулия, ради бога, как ты можешь такое говорить, это отвратительно.

Амелия терпеть не могла это слово: кровельщики и каменщики использовали его постоянно, и парикмахерши тоже, а они ведь все-таки девушки. «Эй ты, дрочер!» — орали они друг другу на всю аудиторию.

— А как еще это назвать? — спросила Джулия.

— Не знаю, например, «удовлетворять себя».

Джулия покатилась со смеху и заявила:

— Боже, Милли, только не говори, что ты этого не делаешь, это все делают, это нормально, я уверена, что ты занимаешься этим, думая о Генри. Хотя нет, ты думаешь не о Генри, ты думаешь о Джексоне! — Джулия пришла в полный восторг от своей догадки. Амелии захотелось влепить ей пощечину. — Правда ведь, Милли? Ты мастурбируешь и думаешь о Джексоне!

— Джулия, ты отвратительна. Оскорбительно отвратительна.

Амелия знала, что покраснела под стать колготкам, — она специально надела их на тот случай, если Джексон заглянет, а то на похоронах Виктора он же глаз с ее ног не сводил. Проснувшись утром, она почувствовала, что кровь у нее в жилах стала как теплый мед, и подумала, что Джексон наверняка скоро появится. Она позаимствовала у Джулии косметичку и подкрасилась, а волосы оставила распущенными, потому что так женственнее, а потом сварила кофе и разогрела подсохшие круассаны, которые Джулия вчера купила. Она нарвала в саду цветов (выискала среди сорняков) и поставила их в вазу, чтобы Джексон посмотрел на нее и увидел в ней женщину. Но конечно же, он не приехал, у нее никогда не было интуиции, ни женской, ни какой другой. Это были фантазии, и ничего больше.

— У Милли новый парень, бедный Генри, Милли запала на Джексона, — пропела Джулия.

Как будто ей снова было восемь лет. В каком-то смысле Джулии всегда будет восемь, так же как Амелии — одиннадцать, как в тот год, когда мир остановился.

— Джулия, сколько тебе лет?

— Меньше, чем тебе.

— Пойду отсюда, пока я тебя не отлупила.

Амелия сбрызнула щеки холодной водой из крана на кухне. Джулия в гостиной продолжала хихикать; еще немного — и Амелия оторвет ей голову. Но Джулия не унималась и последовала за ней на кухню:

— Милли, ты такая дерганая, не могу представить тебя с Генри в спальне.

Амелия тоже не могла представить себя с Генри, потому что никакого Генри, конечно, не было. Он был вымыслом, созданным из ничего, вызванным к жизни выматывающими придирками Джулии насчет безбрачия Амелии и страхом перед ее настойчивыми предложениями «свести» сестру с кем-нибудь. «Спасибо, у меня уже кое-кто есть, — раздраженно заявила она Джулии после очередного допроса о ее интимной жизни, — коллега с факультета». И назвала первое попавшееся мужское имя — Генри, кличку собаки соседа снизу, отвратительного маленького пекинеса с круглыми глазенками, которые, казалось, вот-вот выскочат из орбит. «Если бы Генри был собакой, то какой породы?» — традиционно поинтересовалась Джулия, и Амелия, не подумав, ляпнула: «Пекинесом», — «Бедняга Милли», — нахмурилась Джулия.