Элайджа горько рассмеялся.
– Ты подумал о чем? Что если я затащу ее в постель, то смогу забыть о смерти жены? Что вернусь к прежней жизни и снова начну работать в клубе? И кто из нас дурак, братец.
– За столом дама, Элайджа…
– В таком случае она может закрыть свои нежные ушки, если я ее обидел. Ты слишком старомоден, Байрон. Неудивительно, что Лилиан никогда не любила…
– Закончишь эту фразу, – прошипел Байрон, наклоняясь вперед и грозя пальцем, – и ты пожалеешь.
– Правда? Бог ты мой, я прямо трепещу при мысли…
– Ох, ради всего святого, я достаточно наслушалась от вас обоих. – Сигна с грохотом отодвинула стул и встала, не в силах выносить их поросячий визг. – Вы ведете себя как дети. Если не можете прилично разговаривать, то пейте чай, а я задам несколько вопросов.
Двое мужчин с выпученными глазами на побледневших лицах так походили друг на друга, что Сигна как никогда прежде увидела их сходство. Те же хмурые брови и линия подбородка. Смуглая кожа, у Элайджи темнее на пару тонов. Лицо Байрона более суровое, как и у Перси, с длинным носом и резкими чертами, но все равно братья были удивительно похожи.
– Мы не знаем, действовала ли Марджори в одиночку, и нам нужны доказательства ее преступления, – начала Сигна, стараясь говорить четко и отрывисто. – Яд на пальцах не серьезная улика. Байрон, если вы знаете, почему она травила Хоторнов, то должны рассказать нам.
Сигна меньше всего на свете ожидала услышать его заливистый смех.
– Ты правда думаешь, что Марджори могла отравить их? Ты глупышка. Она бы никогда не навредила Перси.
Элайджа провел двумя пальцами по усам и пригладил торчащие на затылке волосы.
– Расскажи о найденном дневнике, Сигна. Который ты ей предъявила.
– Она писала о случае, когда встретилась с вами в конюшнях, – ответила Сигна. – Писала, что призналась в своих чувствах, а вы отвергли…
– Но этого не было, – уверенно заявил Элайджа. – Ты уверена, что она имела в виду меня?
– Конечно, уверена! Она писала, что хотела иметь семью, о которой всегда мечтала. Говорила… говорила… – И тут Сигна осознала, что Марджори никогда не упоминала Элайджу, как своего возлюбленного. Но она видела, как Марджори прикасалась к нему и как свободно высказывалась в его присутствии. Поэтому, если не он… – Есть кто-то еще? Есть человек в поместье, которого она любила и чувствовала, что должна рассказать правду?
Элайджа так побледнел, что Сигна испугалась, не покинула ли его душа тело, прежде чем она успела получить ответы. Байрон не отличался от него, и братья обменялись такими взглядами, которые Сигна не могла истолковать.
Прошлой ночью она была так уверена в том, что прочитала. Настолько, что начала собирать воедино детали головоломки. Но глядя на выражения их лиц, она как никогда прежде сомневалась в своих убеждениях.
– Она могла говорить еще об одном человеке, – наконец ответил Элайджа.
– Элайджа… – Насколько Сигна помнила, в голосе Байрона впервые прозвучали предостерегающие нотки, пока он не отрываясь смотрел на брата.
– Все в порядке, Байрон. Хоть и не уверен, ангел она или сам дьявол, но я едва ли могу сосчитать, сколько раз эта девушка спасала моих детей. Кроме того, если она говорит правду, не похоже, что он до сих пор не знает.
– Знает что? – Сигна прижала пальцы к вискам. Казалась, что голова вот-вот взорвется, если она сейчас же не получит ответы. К счастью, братья Хоторны сжалились над ней.
– Марджори оставалась в Торн-Гров не из-за любви ко мне. – Хотя они находились одни в столовой, Элайджа говорил так тихо, что Сигне пришлось напрягать слух. – А ради своего ребенка.
Детали сложились воедино.
В глазах общества моя репутация рухнула. Марджори предупреждала Сигну быть осторожной с мужчинами. Она родила ребенка вне брака, и общество отвернулось от нее.
Блайт была почти копией Лилиан. Одинаковые выгоревшие на солнце волосы и деликатные черты лица. Но при обоих светловолосых родителях огненно-рыжие волосы Перси и его веснушчатая кожа всегда выбивались из общей картины. И как она раньше этого не заметила?
– Перси ваш с Марджори сын, – заключила Сигна, обхватив голову руками, – так ведь?
Элайджа не колебался.
– Мы держали это в секрете ради благополучия Марджори и Перси. Я только что обручился, когда она сама узнала, и понятия не имел, что она беременна, пока однажды Марджори не появилась на пороге с ребенком на руках. Семья отреклась от нее, и женщина осталась ни с чем. Ни денег, ни перспектив и никого, кто бы дважды взглянул на нее, узнав о внебрачном ребенке. Поэтому она попросила меня и Лилиан вырастить Перси как нашего сына, и я согласился. Разумеется, я согласился. Он мой сын, и я хотел, чтобы его ждал весь мир, а не жизнь на улице.
– И Лилиан это устроило?
– Лилиан всегда относилась к Перси как к собственному сыну и никак иначе, – заявил Байрон с поразительной убежденностью.
Элайджа кивнул.
– Мы безуспешно пытались завести ребенка уже некоторое время, и хотя я бы никогда не хотел пережить все заново и объяснять молодой жене, что у меня есть ребенок, о котором я и не подозревал, думаю, она видела в Перси божий дар. Она полюбила мальчика в ту же секунду, как только увидела.
Сигне показалось, словно он швырнул в нее совершенно новой деталью головоломки, и снова потерла виски, перебирая кусочки.
– А что насчет Марджори? – спросила она. – Она осталась довольна?
– Да, насколько это возможно, полагаю. – Элайджа помешивал чай, предаваясь воспоминаниям. – Я дал ей достойную работу, дом и возможность видеть, как растет ее сын. Но Перси не должен был знать правду о своем происхождении. Я хотел много дать ему, чего он не смог бы получить, если бы открылось, что он незаконнорожденный. А о Марджори и Лилиан сплетничали бы на каждом шагу.
– Его осмеяли бы не больше, чем сейчас, – нахмурившись, прервал Байрон. – Ты выставляешь на посмешище его и все семейство Хоторнов, разрушая будущее сына.
Никогда Сигна не видела такого грозного взгляда, который Элайджа бросил на брата.
– Я не пытаюсь сделать из сына посмешище; я пытаюсь его защитить. Так же, как и тебя, глупец. Годами мы полностью отдавались работе, пропуская сон, дни рождения, лишаясь воспоминаний. И ради чего? Я оставил свою жену умирать в одиночестве, чтобы титулованные особы могли проводить дни за картами и выпивкой? Чтобы содержать дом, который с каждым днем становится все тише? Мой сын заслуживает большего.
Ты не женат, Байрон, потому что, как и я прежде, слишком отдаешься работе, которая ничего не значит. Мне пришлось дорого заплатить за этот урок, брат. Я верил, что доктора помогут моей жене, поэтому продолжал день за днем проводить в клубе. А мог быть рядом, чтобы помочь ей. Мог бы облегчить ее состояние, и все же я выбрал работу. Не хочу, чтобы мой сын сделал такой же выбор. Он не унаследует «Грей», а я не продам его тебе, чтобы не проклясть до конца жизни. Пусть другая несчастная душа завладеет им. Мы сохраним процент от прибыли и ни в чем не будем нуждаться.