Мой год с Сэлинджером - читать онлайн книгу. Автор: Джоанна Рэйкофф cтр.№ 36

Было уже почти девять тридцать, и я торопливо спустилась по широкой величественной лестнице, возникшей передо мной. Туфли утопали в пушистом ворсе ковра. В нижнем лобби другие мужчины заселялись и выселялись, прикрепляли к лацканам беджики с именами, звонили по стационарным телефонам, беседовали с консьержами и швейцарами; мужчины смеялись, собравшись группками по трое-четверо, или стояли в одиночестве и перелистывали толстые папки с графиками и таблицами. Все поворачивали головы и смотрели на меня, когда я проходила мимо, улыбались и кивали, точно я была частью их мира, частью их царства денег и привилегий.

— Доброе утро, мисс! — приветствовал меня швейцар, коснувшись фуражки. — Вам вызвать такси?

— О нет, благодарю вас, — ответила я и не узнала свой голос. — Сегодня замечательная погода. Я пройдусь. До офиса всего пара кварталов.

— Погода и впрямь замечательная, — согласился швейцар. — Хорошего дня.

— Спасибо, — ответила я чужим голосом — голосом воображаемой Джоанны, что останавливается в люксе в «Уолдорфе», а в плохую погоду ездит на такси, — и вышла через дверь, которую швейцар передо мной открыл.

Я медленно пошла на Парк-авеню, где на разделительной полосе выстроился целый батальон тюльпанов. Цветы покачивались на теплом ветру, а их тяжелые головки клонились к югу, словно по команде.

Когда установилась солнечная погода, полумрак, царивший в агентстве, действительно показался мне слегка гнетущим, даже депрессивным. Когда я видела Люси в ее черных платьях-футлярах, строгих, как монашеское одеяние, или свою начальницу в мешковатом коричневом костюме, или даже наш ковролин темно-зеленого цвета и темное дерево книжных стеллажей, тянущихся от стены до стены во всех комнатах, мне хотелось кричать: весна же на дворе! Зимой эта темнота казалась уютной, служила прибежищем, но сейчас я считала минуты до обеда и ждала, когда можно будет выйти на теплое солнышко и погреть голые плечи.

— Красивое платье, — окликнула меня Люси, когда я проходила мимо ее кабинета. — Винтаж?

Я не успела ответить; она встала и подошла ко мне.

— Я хотела спросить, — проговорила она, чуть понизив голос — обычно она горланила во всю глотку, — ты ешь?

Я растерянно взглянула на нее:

— Ем? Как это — ем?

— Ну… — Люси нервно рассмеялась и театральным жестом указала на мое платье.

Я опустила взгляд и вдруг поняла, что она имела в виду: платье на мне висело.

— Ты выглядишь… — она подыскивала нужное слово, — истощенной. — Я чуть не расплакалась от обиды. — Я знаю, как трудно прожить на зарплату ассистентки. — И Люси снова рассмеялась. — Мне ли не знать!

— Я ем, — с широкой улыбкой ответила я. — Правда, ем.

Но так ли это было? С тех пор как к моим счетам добавились выплаты по кредитам, я еле-еле сводила концы с концами. Каждый день я звонила в банк и проверяла баланс, часто брала с кредитной карты еще и еще, хотя считала каждый цент и дотошно следила за балансом доходов и расходов. Я покупала продукты раз в неделю, в субботу утром, подсчитывая общую сумму в тележке перед кассой и выкладывая все лишнее вроде печенья и хлопьев быстрого приготовления. На обеды я выделила себе пять долларов и всегда покупала унылый греческий салат в сетевой сэндвичной за углом: вялые листья салата, часто пожухлые по углам; бледный зимний помидор, нарезанный прозрачными ломтиками, водянистый огурец и крошки феты, а поверх всего этого — одна крошечная соленая оливка. Ради этой оливки я жила.

В тот день я сделала то, чего не делала никогда, — целенаправленно пошла в красивое кафе на Сорок девятой улице, где покупали еду все наши литературные агенты. Вокруг меня властители вселенной заказывали экзотический салат бок о бок с властительницами — стройными загорелыми дамами в браслетах «Картье», побрякивающих на тонких запястьях. Сэндвичи здесь лежали на серебряных подносах для пирожных. После долгих раздумий я выбрала тонкий плоский хлебец с розовыми ломтиками вяленого мяса. На кассе взяла еще шоколадное печенье, заказала кофе и вручила кассиру хрустящую двадцатку. Я не превысила бюджет, но сердце бешено колотилось, когда я убирала в кошелек жалкие монетки, полученные на сдачу. Зажав в руке сэндвич и чувствуя, как солнце греет плечи, я дошла до Пятой авеню, села на ступеньки собора Святого Патрика рядом с туристами и откусила кусочек маслянистого теплого хлеба. Это был, несом ненно, самый вкусный сэндвич, который я когда-либо пробовала. Я съела половину, потому что планировала оставить вторую половину на завтра, но потом передумала и доела все.

Наутро я надела летнее платье, которое никогда раньше не надевала, его давно подарила мне мать. Оно было красное, короче других моих платьев, и мои колени под яркой юбкой казались особенно бледными. Из глубины шкафа я выудила черные кожаные туфли на небольшом каблучке — тоже подарок матери. В квартире не было зеркала, и я не знала, хорошо ли сочетается одежда с обувью, но в платье по фигуре и на каблуках я чувствовала себя выше, стройнее. Спину сейчас я держала прямо, как учила нас преподавательница актерского мастерства, хотя обычно сутулилась. Выйдя из дому, я чувствовала себя более уверенной.

Добравшись на метро до Пятидесятой улицы, я, не колеблясь, толкнула заднюю дверь «Уолдорфа». Поднялась по эскалатору и прошла мимо книжного магазина, бросив взгляд на витрину и убедившись, что первое издание «Над пропастью во ржи» все еще там. В верхнем лобби мне опять встретились подтянутые свежевыбритые банкиры, консультанты и Бог знает кто еще в костюмах с иголочки; ненадолго отрываясь от расписания конференций и отчетов о продажах, они смотрели на меня безо всякого интереса. Мне вдруг захотелось стать одной из этих людей, ощущая себя в своей тарелке в этом мире, где золотая кредитка в бумажнике позволила бы мне заказать чашку кофе за пять долларов. Мы с отцом — воспоминание обрушилось на меня с необычайной силой — много часов провели в таких же лобби, придумывая истории о людях, проходивших мимо. Он вырос в условиях своего рода искусственно насажденной бедности — его родители были социалистами, мать — активисткой, та самая моя бабушка, жившая неподалеку, на Гранд-стрит. Надо бы ее навестить! Поэтому даже малейшие проявления роскоши приносили отцу неслыханное удовольствие, но больше всего он любил шикарные отели — символ праздности и расточительства.

Держа спину прямо, я прошла мимо мужчин в дорогих костюмах и спустилась по широкой лестнице с беззаботной улыбкой на устах. Потом подняла голову и посмотрела на потолок — в лобби «Уолдорфа» он был высоченным, с лепниной и бордюром, по которому вился такой затейливый узор из сусального золота, что впервые я осознала истинное значение фразы «у меня перехватило дух». У меня действительно перехватило дух, когда я разглядывала эти орнаменты — листья, виноградные лозы, ромбы, — когда я осознала высоту потолка и величину пространства между золотыми узорами и собой, такой маленькой, внизу. В какой-то момент тонкий каблук застрял в пушистом ковре, и на миг мне показалось, что я сейчас, споткнувшись, покачусь кувырком с лестницы, и мир с бешеной скоростью завертится перед глазами, но потом я просто оперлась о перила, восстановила равновесие и продолжила спуск.