Меня не любят. Незнакомцы автоматически предполагают, что я холодная и стерва. Так они мне говорят. Может, они правы. Мне очень трудно относиться к людям с теплотой. Постоянно кажется, что они опасны, и мне нужно себя как-то оградить.
Но я не думаю, что я холодная. Где-то глубоко внутри я даже слишком теплая. Горячий глупый ежик. Под острыми иголками мягкий, словно тесто. Мне бы хотелось, чтобы было по-другому. Все по-другому. От масла, которым я намазывала сковородку, руки липкие. Как бородавки, кусочки теста липнут к ним.
Пока печется хлеб, мы переписываем рецепт в тетрадки. Мне представляется картинка: рожок мороженого, свернутый из идеальной вафли. И сбоку приземляется оса, чтобы все испортить. Оса в этой картинке самое красивое. Животик черный с золотом, огромные глаза и крошечные крылышки. И жало.
Тесто замешивать нужно очень нежно. Но в учительнице нашей коренастой нет нежности совсем. Только ярко-красный рот и дорогие сумки. Замужем за стоматологом, поэтому машина у нее тоже дорогая. Дороже всех остальных, припаркованных у школы. Я читала где-то, что стоматологи чаще других специалистов оканчивают жизнь самоубийством. За ними психиатры и бухгалтеры. Гниение везде, это разъедает их жемчужное существование.
Интересно, как часто оканчивают жизнь самоубийством продавцы, работающие на полставки? Наверняка это известно, включая корреляцию с ненавистью к бутербродам.
Тяжело, когда ты ненавидишь бутерброды, ходить в школу. Их едят ну просто все вокруг. Своими глупыми зубами, от которых вешаются стоматологи. Я никогда бы не покончила с собой. Не то чтобы мне не хотелось умереть. Иногда я представляю мир, где я не существую, или мечтаю потихоньку растворяться в воздухе и однажды исчезнуть насовсем. Не пропасть, а просто удалиться. Вместе с чужими воспоминаниями обо мне, потому что она пренепременно воспользуется моим исчезновением как поводом еще раз пожалеть себя, когда ей не захочется вставать с кровати в очередной раз. «Пижамный день» — так она это зовет, как будто это норма.
У Тома и товарищей бывают дни, когда они прогуливают пары и зависают дома, но это другое. Меньше жалости к себе, и больше смелости. Они занимаются вещами, которые обычно дома делать им не разрешают. Мне кажется, когда ты первокурсник в колледже, так делать иногда нормально. Приемлемая лень. Но не когда тебе за сорок. Не когда у тебя дочь. Она твердит, что у нее депрессия, хотя депрессия должна была пройти уже давно. Вот я депрессиями не страдаю. Не собираюсь доставлять ему такое удовольствие.
Какая фишка с кожей: она не холст, не ткань.
Я родилась с особенной физиономией. Поэтому от меня держатся подальше. Я понимаю. Мое нейтральное выражение лица — это угрюмость. Тонкая верхняя губа, пухлая нижняя. Серые глаза и нос, который мама называет аристократичным. Можно увидеть, что у него внутри, потому что кончик вздернут кверху. Приходится высмаркиваться чаще остальных, иначе все противное будет заметно. Еще могу похвастаться хорошей кожей и надменными бровями, с которыми я не согласна: высокомерность мне чужда. Я не враждебна к людям, но голос у меня довольно низкий. Неприветливый. И даже монотонный. Я не пищу.
Удостоверься, что клиент уверен. Уверен на все сто процентов.
В школе я не возникаю, делаю задания и стараюсь не привлекать внимания. У меня есть люди, которых, наверно, можно назвать друзьями. С ними я обедаю, болтаю и так далее. Хотя большую часть времени я просто слушаю. Они меня не знают. Они знают ту девочку, которую я им показываю. Меня, которая не я, но выглядит как я.
В группу я вошла легко, и теперь от них не отличаюсь, как монетка в стопочке других монет, что в игральном автомате, где лежат игрушки. В смысле одна я выделяюсь, но с ними я как в камуфляже. Вопросов они не задают. Люди любят говорить лишь о себе. Эта группа знает о моей работе, о прежней школе и кое-что о Томе. И хватит.
Я думаю, мне этого тоже бы хватило. Так проще и яснее. Определеннее. Как вода, я бы плыла по жизни, если бы все было так, как я рассказываю им. Дни, недели, месяцы прошли с тех пор, как я приехала сюда, медленная и очевидная. Нервная и одинокая. Обедая, я рада, что освоилась.
И вот теперь оближи губы и приступай к работе.
Ночь. Мне можно не пытаться не шуметь, не нужно притворяться, что я сплю. Мамы дома нет. Машины, разговоры, кошки, мусорные баки — звуки снаружи льются в уши, ждут, пока я их переварю, распределю по категориям. Серый шум поет мне колыбельную.
Наш новый дом немытый, грязный. Потертый клон других домов в округе. В нашем районе дешевая аренда, живут тут в основном студенты, приезжие и прочие товарищи, сводящие концы с концами. Я так устала от сведения концов, решила я, разглядывая трещины на потолке, рисующие сердце, дерево, созвездие. Устала от счетов, балансов, плюсов и минусов.
Минус: все плохо.
Плюс: все лучше, чем раньше.
Глаза слипаются. Последняя отчетливая мысль, взлетевшая в мозгу, пока я засыпала: счастлива ли я? Проснувшись, я не нахожу ответа. Иногда бываю. Может быть. Но не в темноте.
Болезненный и маленький рисунок
Вот что я рисую.
Девочку с огромными глазами, что держит ножны, словно это меч.
Силуэт руки, неловко растопыренные пальцы и тень, отбрасываемую ими.
Простое сердце, как на открытках, с цветами, голубями и стрелой, и надпись: «Кто угодно».
Причесаться. Хвост. Зубы. Глаза. Трусы. Легинсы и лифчик. Школьная форма. Крем для рук. Сумка. Ланч в упаковке. Завтрак. Посмотреться в зеркало. Она сегодня дома, но устала. Чмокнуть ее в щеку и уйти.
Лак на ногтях сдирается и выглядит дешево. Сижу в автобусе, слушаю свой Walkman, который мама принесла из благотворительного магазина. Надеюсь, что выгляжу как хипстер, а не нищая. Ни один знакомый мой не ходит с Walkman. Но мне он нравится — стена из музыки между мной и миром. И даже музыка мне не нужна, такую стену я могу построить просто так — это мой дар. Я могу вот так сидеть, отгородившись, и забывать о том, кто я такая и что делается у меня внутри и вокруг меня.
Я научилась этому еще малышкой. Этому и классикам. Ты в своем теле, но при этом далеко. Ничего не чувствуешь. Ты — это не ты. Другая девочка. Глаза закрой и сфокусируйся на том, где тебя нет. Думай о цвете, что бежит под кожей. Волны чернил рисуют розы, ветви и сердца.
Музыка помогает запустить этот процесс. Теперь он мягкий, для прогулок, дома и автобусов. Меня здесь нет, но я могу помыть окно или прочистить туалет. Как робот, который помнит, где он есть.
Когда я делаю домашку, музыка в плеере мне помогает сфокусироваться, шум из наушников перекрывает мир. Я всегда стараюсь выполнить работу хорошо, пускай мои труды никто и не повесит в рамочку. На колледж я вряд ли накоплю, даже со стипендиями. Которые мне вряд ли положены, учитывая, что папа неплохо зарабатывает. Не как банкиры там, но много. Иногда дает нам деньги. Чтобы с чистой совестью вещать, что нас поддерживает.