– Никому не хочется убивать людей. Моя задача – сделать это как можно достойнее.
– И во сколько обойдутся все эти подготовительные процедуры, мистер Линч?
– Приблизительно в десять тысяч.
– А штат, по вашим словам, уже вложил более ста тысяч в казнь Шэя Борна, не так ли?
– Верно.
– А если вам потребуется соорудить виселицу к указанному сроку, дабы удовлетворить так называемые религиозные нужды мистера Борна, не будет ли это обременительно для пенитенциарной системы?
Линч тяжело вздохнул.
– Не то что обременительно – это фактически невозможно. Учитывая дату казни.
– Почему же?
– Согласно закону мы должны казнить мистера Борна через смертельную инъекцию. И мы готовы это сделать, проведя значительные подготовительные работы. Мне бы не хотелось – ни с человеческой, ни с профессиональной точки зрения – идти в обход правил и сооружать виселицу в последний момент.
– Мэгги, – прошептал Шэй, – меня сейчас, кажется, стошнит. Я покачала головой.
– Терпи.
Он опустил голову на стол. Если повезет, отдельные сердобольные граждане решат, что он плачет.
– Но если суд таки велит вам соорудить виселицу, – продолжал Гринлиф, – на какой срок будет отложена казнь мистера Борна?
– На срок от полугода до года, – прикинул председатель.
– Целый год? Дополнительный год жизни?
– Да.
– Но почему так долго?
– Мистер Гринлиф, речь идет о приготовлениях в рамках действующей пенитенциарной системы. Прежде чем запустить рабочих на территорию тюрьмы, мы должны проверить лично каждого, поскольку инструменты могут представлять угрозу безопасности. За ходом работ должны наблюдать наши офицеры. Мы должны убедиться, что рабочие не передадут заключенным контрабанду. Если исправительному учреждению придется начинать все заново, это будет огромной обузой.
– Спасибо, господин председатель, – сказал Гринлиф. – У меня все.
Настал мой черед.
– Ваша смета на сооружение виселицы составляет около десяти тысяч долларов, верно?
– Да.
– То есть повесить Шэя Борна было бы в десять раз дешевле, чем ввести ему смертельную инъекцию?
– В общем-то да, – ответил Линч. – Но, понимаете ли, мисс Блум, деньги за постройку камеры никто не вернет. Что сделано, то сделано.
– Но вам же все равно пришлось бы строить эту камеру?
– Только для заключенного Борна.
– Но ведь у Управления исполнения наказаний не было в распоряжении подобающей камеры для других заключенных-смертников.
– Мисс Блум, – сказал Линч, – в Нью-Хэмпшире больше нет заключенных-смертников.
Я могла бы, конечно, предположить, что в будущем они непременно появятся, но предпочла не затрагивать эту тему.
– Подвергнет ли повешение Шэя Борна риску жизнь и здоровье других заключенных?
– Нет. В ходе самого процесса – нет.
– Поставит ли под угрозу безопасность офицеров полиции?
– Нет.
– И касательно человеческих ресурсов – ведь для повешения понадобится гораздо меньше персонала, чем для введения смертельной инъекции, я права?
– Вы правы.
– Следовательно, ничья безопасность от перемены способа казни не пострадает: ни работников тюрьмы, ни арестантов. То есть, по большому счету, «обузой» для Управления станут лишь десять тысяч долларов, необходимые для строительных работ. Жалкие десять штук. Я права, господин председатель?
Его взгляд пересекся с взглядом судьи.
– У вас найдется нужная сумма в бюджете?
– Не знаю, – ответил Линч. – Бюджет всегда ограничен…
– Ваша честь, я бы хотела, чтобы к уликам присовокупили эту копию бюджета Управления. – Я по очереди показала бумагу Гринлифу, судье Хейгу и самому председателю. – Вам знакомы эти цифры, господин председатель?
– Да.
– Вы могли бы прочесть вслух выделенную строку?
Линч водрузил на нос очки.
– Обеспечение для высшей меры наказания, – прочел он. – Девять тысяч восемьсот восемьдесят долларов.
– А что подразумевается под «обеспечением»?
– Химикаты, – ответил Линч. – И непредвиденные расходы.
Иными словами, расходы на халатность и разгильдяйство.
– Но если верить вашим показаниям, химикаты должны обойтись всего лишь в четыреста двадцать шесть долларов.
– Мы не знаем, какие еще расходы могут возникнуть по ходу дела, – промямлил Линч. – Блокпосты, регулировка дорожного движения, дополнительная рабочая сила… Это наша первая казнь почти за семьдесят лет. Мы составили избыточный бюджет, чтобы в последний момент не выяснилось, что у нас возникла нехватка финансов.
– Но если эти деньги все равно должны быть потрачены на казнь Шэя Борна, какая разница, на что они пойдут: на покупку пентотала натрия или… на сооружение виселицы?
– Ну… – запнулся Линч. – Это все равно не десять тысяч…
– Верно, – согласилась я. – Вам не хватает ста двадцати долларов. И во столько вы оцениваете человеческую душу?
Джун
Однажды я услышала такую фразу: «Когда ты рожаешь дочь, у тебя появляется человек, который будет держать тебя за руку на смертном одре». В первые дни жизни Элизабет я следила за движениями ее крохотных пальчиков с похожими на ракушки ноготками и удивительно крепкой хваткой – и думала, буду ли я сама, много лет спустя, так же крепко держаться за ее руку.
Переживать своих детей – это неестественно. Как бабочка-альбинос, как кроваво-красное озеро, как падение небоскреба. Я уже когда-то прошла через этот кошмар, я не хотела пережить его вновь.
Мы с Клэр играли в черви, и не думайте, что я не заметила заложенной в этой масти иронии. На картах были изображены мультипликационные герои, и, вместо того чтобы стремиться к выигрышу, я просто коллекционировала картинки с Чарли Брауном.
– Мама, – не выдержала наконец Клэр, – играй всерьез!
– Что ты имеешь в виду? – с притворным удивлением спросила я.
– Ты жульничаешь. Но не в свою пользу. – Она перемешала остаток колоды и перевернула верхнюю карту. – Как ты думаешь, почему эту масть назвали «крести»?
– Не знаю.
– Какие это кресты имеются в виду?
За спиной у Клэр кардиомонитор отображал ровное биение ее сердца. В такие моменты сложно было поверить, что она настолько тяжело больна. Но мне было достаточно увидеть, с каким трудом она становится на ноги, чтобы сходить в туалет, – и я тут же вспоминала, как обманчива внешность.